Когда распахиваются крылья | страница 70
Бомбочка с сухим громоподобным треском взорвалась рядом с его ботинком, обдав его и чёрные брюки золотистыми искрами. Тёма взвыл от боли и запрыгал на одной ноге. Ребята, привлечённые громкими звуками, вздрогнули и заозирались. Сначала раздались неуверенные смешки, потом все громче и громче — наконец, над судорожно прыгающим Тёмкой засмеялись все собравшиеся ребята. Тёмка остановился и повернулся к нам. Его лицо пылало, в глазах стояли слёзы, которые тут же потекли по щекам. Он ненавидяще посмотрел на меня и ничего не сказав, быстро, прихрамывая, пошёл прочь. За ним потянулись потрясённые Олеська и Катька. Краем глаза я заметил, как с новенького блестящего ботинка Тёмки отвалилась подошва и теперь хлюпает, держась на одном каблуке.
Серый, наконец сообразив, что случилось, подскочил ко мне:
— Круто, Васян! — воскликнул он. — Спасибо, братан! Эта зараза в нас с Женькой целилась? Если бы с Ж… с гитарой что-нибудь случилось, я бы ему ноги оторвал! Чтоб эта бомбочка у него в другом месте взорвалась! — с чувством проговорил он.
Серый тоже не любил Тёмку — в основном потому, что в начальных классах, как и я, часто огребал от него. Родители Серого были пчеловоды — у них была собственная пасека в несколько десятков ульев, они продавали мёд на всю республику и, говорили, даже за её пределы. Они были самой богатой семьёй в деревне — и не только в деревне, но и во всём районе, — что очень не нравилось Тёмке и его банде. А ещё, наверное, Тёмке не нравилось, что семья Серого была прекрасной: тётя Аня и дядя Витя были очень добродушными и улыбчивыми людьми. Они всегда радушно встречали меня и Мишку и поили чаем с мёдом. Особенно весело было есть свежий мёд с сот — как будто ешь какую-то мягкую доску, а оттуда неожиданно появляется мёд.
Я кивнул — мол, все нормально, — и Серый сел обратно к Женьке. На какое-то время все звуки потонули в шуме голосов и смеха — это собравшиеся около Серого, Гоши и Женьки ребята начали обсуждать событие. Ощущая внутри самодовольное удовлетворение, я все-таки невольно отметил, как легко поменялось их отношение — ведь ещё несколько дней назад на месте Тёмки запросто мог оказаться я. И оказался бы, если бы не Гоша. Вот только если бы я был на его месте, напомнил я себе, никто бы не стоял и не думал, как быстро меняется настроение толпы и, как полный придурок, не сочувствовал бедному неудачнику, поэтому я покрутил головой, разгоняя неприятные мысли. Слушать других почему-то тоже расхотелось, как будто рукой потрогал что-то скользкое и неприятное. Но мне и не пришлось — Гоша резко опустил руку на струну и выдал скрежещущий, пробирающий до костей звук, так что все встрепенулись и повернулись к нему.