Гоша улыбнулся.
— Я не понимаю тебя, Василий! — громко проорал он, отчего с ветки черёмухи испуганно вспорхнули две синицы и удрали в сторону более высокой и надёжной соседней берёзы, — говори громче!
Я сделал страшные глаза и попытался притвориться камнем. Потом подумал, что это не очень умно, лихорадочно порыскал в голове в поисках фразы «Отвали, зараза» и сделал равнодушно-уверенный вид. В конце концов, сейчас Тёма без своих рыб-прилипал, а один он не такой уж и крутой, обычный самодовольный придурок, которого не так уж и сложно поставить на место. Даже если за него болеет сам Бог. С другой стороны, Гоша вроде говорил, что и за меня болеет…
Я развязно подошёл к скамейке, усиленно делая вид, что мне все нипочём. Тёма продолжал сидеть, уткнув лицо в локоть и глубоко дыша, и как будто даже не заметил меня.
Зато Гоша с нескрываемым любопытством смотрел на мои кульбиты:
— Вася, а что ты делаешь?
Я сделал вид, что не понимаю его, и добавил к развязывающимся ногам ещё и руки. Гоша ухмыльнулся:
— Не переживай, он нас не видит и не слышит. Сейчас мы с тобой, скажем так, невидимые.
Я тут же сдулся, как воздушный шар.
— А раньше предупредить не мог? То есть как невидимые? Это твоё божественное колдунство?
— Не колдунство, а… Ну не знаю, считай, что я перевёл тебя на некоторое время в режим Бога. Я почти всегда в этом режиме, ты меня, например, ни разу до вчерашнего дня не видел, а я, между прочим, всегда с тобой. А вообще, Вася, ты тут Тёму злым называл — да, он злой, ты, конечно, намного добрее, жалостливее и разумнее, тут ты его обошёл. Но есть то, в чём обошёл тебя Тёма: он не так боится, что о нём подумают другие. Хотя он, безусловно, боится общественного мнения — надеюсь, ты когда-нибудь поймёшь, почему — но до тебя ему далеко.
Я почувствовал, как опять лицо наливается жаром.
— Ну и ладно! Зато я ничей рюкзак в реку не сбрасывал!
— Ты прав, не сбрасывал, — задумчиво ответил Гоша.
На некоторое время воцарилась тишина, в которой я как-то не сразу расслышал тяжёлое дыхание Тёмы, как будто он там, в своём локте, ингаляцию делал. Смотрите-ка, а он все ещё в школьной заляпанной чаем и соусом рубашке и слипшимися волосами. То есть до дому не дошёл, но сюда притопать успел? Что же тут такого важного, что он даже не захотел переодеваться?
— Ну так чего мы здесь сидим? — не выдержав первым, спросил я. Сидеть здесь сейчас, особенно с Тёмкой, совсем не хотелось, на завтра ещё куча домашки, а дома, наверное, уже ноет, донимая маму, Женька. Брат всегда ныл, когда меня долго не было дома. — Кого-то ждём? Мне бы домой…
