– Как вы меня нашли? – спросил он, когда она вошла.
– Вы разве живете на луне, мистер-мэн?
– Нет, но как, мамочка? Дом в глубине, а номера плохо видны.
Она покачала головой, улыбаясь едва заметной улыбкой. Потом произнесла его имя, растягивая звуки, как это делает ребенок, который учится говорить:
– Но-н-со. Вы меня пригласите сесть?
Он снова обшарил глазами комнату и кивнул. Она села на большой диван у окна, а он остался стоять у дверей, словно прикованный к месту. Потом почти сразу же она поднялась и стала обходить гостиную. А он, глядя на нее, забеспокоился, не уловит ли она запах, висевший в воздухе. Он смотрел на ее нос – не морщит ли она его, не прикрывает ли рукой. Потом он с еще большей тревогой увидел на стене заметное пятно. Он боялся, как бы это пятно не оказалось птичьим пометом. Он двинулся с места, встал, закрывая собой пятно, за улыбкой пряча беспокойство.
– Вы живете один, Нонсо?
– Да, я живу один. Только я. Моя сестра не появляется, разве что дядюшка иногда, – быстро проговорил он.
Ее кивок не означал, что она внимательно слушает: он говорил, а она направилась на кухню. Когда он подумал о состоянии кухни, сердце у него упало. Все четыре стены под потолком были покрыты паутиной, почерневшей от сажи, отчего казалось, что пауки сплели там себе гнезда. В раковине стояла куча грязных тарелок, ни к одной из них не прикасалась губка, вырезанная из плетеного мешка, в сеточке, съежившись, лежал кусок зеленого мыла. Но еще более позорным казалось кое-что, в чем не было его прямой вины: кран на раковине. Он давно вышел из строя и не использовался, верхняя часть была с него удалена и заменена черным полиэтиленовым пакетом. На черной доске стояла почерневшая от грязи керосиновая плитка, на ней оставались обгоревшие кусочки куриной шкурки, которую он поджаривал, вывернув фитиль на полную, а вокруг по периметру были разбросаны зернышки сухого риса и что-то похожее на засохшие шкурки помидора. Хуже того, в дальнем углу за дверью, которая вела во двор, стоял мусорный бачок, до самого верха заполненный отбросами и издававший гнилостный запах.
Эгбуну, он бы умер от стыда, если бы она задержалась на кухне чуть подольше, после того как включила свет и над грязными тарелкам поднялся рой мух. Он испытал облегчение, когда увидел, как москитная дверь чуть приоткрылась, потом ее пружина уступила нажиму, и она распахнулась в задний двор.
– У вас много кур! – сказала она.
Он подошел к ней. Одна ее нога стояла на пороге, другая – во дворе. Она подалась назад на кухню, к нему.
