– Моя сестра замечательная, – рыдала я, – Она моя лучшая подруга. А сейчас ей ещё хуже, чем мне, потому что она не знает где я, что со мной… Мой любимый, наверное, с ума уже сошел! А я ничего не могу сделать, чтобы дать ему хоть какой-то знак, что я здесь, что я жива! Моя мама… мама, у неё больное сердце…она может не перенести моего исчезновения…
Я плакала и плакала, жаловалась и опять лила слезы. Когда я немного успокаивалась, Алькальд задавал спокойным ровным тоном вопрос, уточняя что-то из моих сбивчивых завываний, и моя истерика продолжалась. Боль в груди была нестерпимой и мне начало казаться, что я больше не вынесу.
Спустя бесконечное для меня время, Алькальд подошел к телефону и вызвал охрану, чтобы меня проводили в машину. Я сидела измотанная, изможденная, обессиленная. Внутри меня, казалось, была зияющая пустота, в самом сердце. Я поднялась со стула и поплелась к двери.
Алькальд же напротив, был весел и что-то напевал себе под нос. Увидев мой недоумевающий затравленный взгляд, он с удовольствием объяснил:
– Понимаете ли, дорогая, энергия может быть как положительная, так и негативная. Положительная обладает большим потенциалом, поэтому она для меня является наиболее желательной. Но не обязательно. От негативной энергии, от ваших страданий, я тоже способен получать своё «питание». Какой именно способ мы с Вами выберем решать Вам. Поэтому когда Вам рекомендуют заниматься тем, чем я скажу, надевать то, что я скажу, думать, что я скажу, Вам лучше подчиниться. Тогда наше взаимодействие будет взаимно приятным. Если же Вы и дальше будете провоцировать сотрудников лагеря на пособничество вашему побегу, наше общение будет недолгим и, поверьте, очень неприятным для вас!
Дверь перед моим носом захлопнулась, и солдат с непроницаемым лицом проводил меня, подгоняя автоматом, к выходу из части.
Я сидела в своём комфортабельном VIP-домике и механически ела яичницу, которую заботливо принесла мне из столовой Лена. За время моего отсутствия девушка привела жильё в порядок: блестели окна и натертый пол, на столе появилась кружевная скатерть и ваза с полевыми цветами, солнечный свет через узорчатые тюлевые занавески образовывал на полу и части стены причудливые узоры.
Жить не хотелось. В голове снова и снова звучал наш ночной разговор с Алькальдом: «Как Вы познакомились с мужем? Куда ездили отдыхать с сестрой? Как первый раз поругались с мамой? Что муж подарил на годовщину свадьбы? Какое Ваше платье любит одалживать сестра? Как мама называла Вас в детстве?» и далее, далее. Пока боль утраты моей нормальной жизни не затопила мой разум, не накрыла меня многометровой толщей безнадежности моего положения, моей зависимости от чужой воли и непонятных мне обстоятельств. Слёз больше не было. Они закончились около четырех часов утра. Мне казалось, что всё во мне пусто. Было безразлично кто я, где, зачем.
