Встречаюсь с новыми страстями, и, занятый ими, забываю о прежних. Дружусь с появившимися вновь страстями, и опять оказываюсь должником; бегу к ним, как к друзьям, и заимодавцы мои опять обходятся со мною, как властелины; и я, который не задолго до сего старался получить свободу, ради их делаюсь преданным рабом. Спешу снова разорвать их узы, и снова облагаюсь новыми. Спешу освободиться от воинствования в рядах их, но, как взявший с них много даров, оказываюсь невольно связанным с ними.
О, какая власть надо мною греховных страстей! О, какое господство злохитраго и коварнаго змия! Действуя по природе, и он входит в торг, дает залог, чтобы продать ум самому греху. Убеждает меня угождать плоти, под предлогом употреблять ее на служение душе; и я препобеждаюсь сластолюбием и, предавшись тотчас невоздержному сну, совершенно лишаюсь ея услуги. Когда молюсь, внушает мне мысль о каком-нибудь ничтожном удовольствии, и ею, как медною цепью, держит слабый ум мой – и не ослабляет уз, хотя он и порывается бежать.
Так грех блюдет под стражею ум и запирает от меня дверь ведения. Враг непрестанно наблюдает за умом, чтобы не пришел он в согласие с Богом и не воспрепятствовал продать плоть; для того приводит множество перепутанных помыслов, уверяя, что на суде и вопроса не будет о такой малости, что невозможно даже быть и ведению о сих помыслах, и что все, подобное сему, предано будет забвению. Но я представляю пред взор себе обличение свое и знаю, что мне угрожает наказание.
Сим удерживает, сим связывает, сим продает и покупает меня грех, сим вводит меня в заблуждение, сим льстит мне и подчиняет меня себе, потому что, как говорит Апостол, человек плотен, продан под грех. Ибо грех, который во плоти моей, властвует над умом, и, по причине моей вины, употребляя в действие плоть, ею обременяет душу.
Если вознамерится кто поститься, или пребывать в бдении, или наложить на себя раны, грех посредством плоти, как собственность свою, обременяет душу цепями и, как овцу на заклание, связывает ее, и посредством также плоти отсекает руки и ноги. Не могу ни бежать, ни помочь себе.
Увы, живой я мертвец; смотрю и не вижу, из человека стал псом, и со мною, разумным, обходятся как со скотом.
Помилуй же, душа, сама себя и поспеши вступить, наконец, в борьбу со грехом прежде разлучения с телом, чтобы не остаться нам за дверьми вместе с юродивыми девами; потому что смертным невозможно увидеть жизнь или помышлять о праведности там, где нет борьбы, в которой жизнь и смерть, и где нет плоти, которою предается поруганию враг, препобеждаемый посредством ея.
