Проектор щелкнул, и на стене возникли индиец вполне европейского вида и Галина Юльевна, в легком, воздушном платье, соблазнительно веселая, беспечная, податливая. Она рукой как бы манила за собой в сторону зеленого вала джунглей.
- Ну, здесь ничего интересного, - ласково пропела Галина Юльевна и не удержалась от счастливого смеха, который пробудил в Елисее тошноту ревности. - Это мой гид, - коротко бросила она и переключила картинку.
Но перед глазами осталась сухая и крепкая фигура индийца в светлых брюках, легкой рубашке с короткими рукавами. Губы его улыбались с покорной готовностью следовать детским капризам его спутницы, а щеки напряглись, и в глазах сквозили страх и оцепенение.
После лекции все столпились у стола, на котором она разложила фотографии , сделанные в Индии. Вблизи Елисей разглядывал ее темные красивые волосы, которые скатывались на уши и падали на пушистый ворот свитера. Ее темно-агатовые глаза весело искрились, иногда наполнялись тьмой, от которой у него хмельно кружилась голова. В одно из таких умопомрачений Елисей громко спросил, как зовут ее гида на слайде и не женат ли он.
Ее бархатные брови легко вспорхнули вверх, глаза насмешливо осветились.
- Я звала его Гришей, у них иногда очень сложные имена, - сказала она. - Он не женат.
Все еще глядя на Елисея наполненными тяжелеющей тьмой глазами, она добавила, что, кому интересна Индия, всех приглашает на лекцию в Дом ученых.
В Доме ученых вокруг нее все время назойливо вились люди. Но она сама подошла к нему после лекции, когда он, совсем уже измученный и истерзанный ее недосягаемой близостью, впал в безумное отчаянье.
- Как тебя зовут? - спросила она, лицо ее было утомленно и озабоченно.
Он назвался.
- Интересное имя, хорошее, - она улыбнулась и протянула ему визитную карточку. - Мой телефон, позвони мне. А сейчас, извини.
Ее пальцы коснулись его ладони и оставили в ней жесткую глянцево-матовую карточку. Твердая бумага мягко скользила между пальцами, и он сразу забыл пытку долгих часов, когда вокруг нее сновали люди, она им улыбалась, они брали ее под руку, говорили смешившие ее слова.
На следующий день, ближе к вечеру, Елисей подошел к телефонной будке. Мучение его было безмерно. Проклиная все, он заставил себя снять трубку, неловко ткнул в прорезь монетку и, холодеющим пальцем долго крутил диск, боясь ошибиться в какой-нибудь цифре. Томительные гудки прервались лязгом в аппарате, монетка рухнула в металлическую пропасть. Он назвался.
