- Тут история свободной мысли, - снизив голос до шепота, проговорил он. - Разные перепечатки из правозащитников, мои стихи.
Он достал кипу листков, плотно утыканных машинописью. Елисею стало тоскливо при виде пожелтевшей бумаги, еле различимого текста, запаха пыли. На него всегда тоску наводили всякие архивы, папки, набухшие бумагами. Наверное, потому, что любой архив похож на кладбище, где погребены до скончания веков чьи-то мысли, страдания. В них трепет открытий, вдохновения превращается в серую бумажную труху. Но Андрей, напротив, весь дрожал от сдерживаемого возбуждения. Он с улыбкой перебирал листки, чему-то смеялся.
- Вот, хочешь? - воскликнул он. - Классик совлитературы. - И довольно хихикнув, зачитал: - Если враг не сдается, его уничтожают. Каково? Великий гуманист!
Когда Лариса отлучилась ненадолго, и они остались одни, Андрей прильнул к Елисею и зашептал жарко.
- Знаешь, не хочу при ней говорить, беспокоить... Я тут одному лишнее болтнул. Он, кажется, с гэбэ связан, боюсь настучит. Могут припереться с обыском. Вот, к вам на время притащил. До вас не доберутся.
Елисей рассмеялся, поскольку уловил в его глазах внезапное сомнение на свой счет.
- У нас, как в сейфе, - постарался успокоить он Андрея.
Но Ларису не удалось провести, и запомнилась Елисею давняя дикая ночь, как бесконечный ночной кошмар.
Уложили Андрея в соседней проходной комнате, отделенной тоненькой дверью. Он заснул моментально, и тут же зазвучало клокотание в горле Андрея. Бесконечно долго Елисей маялся в горячей постели, ему казалось, что нет никакого пасения, и история с рюкзаком бумаг начинала представляться ужасной и опасной. Он, наверное, ненадолго уснул, а когда посреди ночи снова очнулся от бредового сна, увидел, что Лариса сидит рядом на постели, положив ладони на живот.
- Что?.. - с тревогой спросил Елисей.
- Мне страшно, - прошептала она. - Зачем он притащил эти бумаги? Я боюсь за маленького, - она взяла его и положила себе на живот.
Под пальцами он ощутил горячее тело, туго наполненную плоть, и вся тревога за ребенка передалась ему. Лариса затихла, и еще назойливее зарокотал храп Андрея.
- О, Боже! Я не могу. Когда же это кончится? - чуть не плача сказала Лариса.
Елисею ничего не оставалось делать, как встать и идти к шурину. Пока тряс его, пришла мысль, отправить его спать на кухню. Андрей с трудом очухался и начал понимать что к чему. Потом стал извиняться, жаловаться на ужасный храп.
