- Видишь ли, - сказала Саша, идя рядом и решив действовать напрямик, скажу тебе правду: нам просто нечем его кормить. А то бы я нипочем его не отдала.
Он опять остановился, и снова из-под бровей блеснул его пристальный взгляд. Пожевал губами, потом вытянул их в трубочку, потом сказал:
- Ладно. Постучите в дверь и скажите, чтоб позвали Жору. Жора - это я. Постойте, - крикнул он Саше вдогонку, - а он что-нибудь умеет делать?
- Он подает лапу.
- И все?
- Все.
- Ладно, приносите.
На другой день она подошла к белому дому и постучала. Дружок сидел у нес па руках и оглядывался по сторонам. Говорят, собаки чуют, когда им грозит опасность. Дружок ничего не чуял, он был спокоен, а, если и чуял, может, просто не жалел о разлуке.
- Вы думаете, он действительно пинчер? - спросил Жора, глядя на Дружка, который стоял на крыльце у Сашиных ног и весело помахивал хвостом.
- Не знаю, - сквозь зубы ответила Саша. - Не хочешь - не бери.
- Беру! - сказал Жора и, подхватив Дружка, захлопнул за собой дверь.
Саша шла домой, не позволяя себе думать. Она знала, что поступила правильно, и не желала больше терзаться.
- Перестань плакать, - говорила она Ане, - ему у нас было плохо, а там будет хорошо.
- Не правда, - рыдала Аня, - ему было хорошо у нас. Я знаю. Мы его любили... А тот мальчишка... Он не будет... не будет... любить...
Ну что я маюсь, - думала Саша, лежа ночью в постели, - ведь там ему будет хорошо. Он будет сыт.
Рядом лежала уснувшая в слезах Аня. Она судорожно всхлипывала во сне.
В шестом часу Саша встала и вышла с ведрами к колонке. Неподалеку от забора сидел Дружок. При виде Саши он поднялся, завилял хвостом и как ни в чем не бывало пошел ей навстречу.
- О, чтоб тебя! - сказала она, беря его на руки. - О, чтоб тебя!
Он лизал ей щеки, губы, глаза своим горячим языком и тыкался в шею холодным носом.
- Я не намерен! - кричал доктор Юсупов, выходя из кабинета главного врача. - Я не намерен больше оставаться здесь. Я хирург, наконец! Мое место там!
"Мое место там, - повторяла про себя и Саша. - Я не Юсупов, меня легко заменить, меня отпустят. Аня... Как же мне быть? Аня... Но ведь все равно она целыми днями одна. Я вижу ее рано утром спящую. И вечером. Целый день одна! Голодная, холодная. Ей в детском доме будет гораздо лучше, чем со мной. Сытней, теплей. Но как же отдать ее чужим? Дружка - и того не было сил отдать. Но ведь не Жоре Евлампиеву я Аню отдам? Я отдам ее в детский дом, к детям".
