А на очаровательном лице Анны все явственнее проступало замешательство. Дважды в течение одного часа Ник повел себя необычно. Раньше при любом намеке на напряженность он все переводил в шутку или начинал страстно ее целовать. Так было с первого дня их совместной жизни, и волшебница искренне считала, что это самая правильная форма отношений. Ник ее любит, она позволяет ему себя любить — в итоге все счастливы.
Но сегодня он неожиданно взбунтовался. Сначала отчитал ее ни за что, а теперь выглядит так, словно не рад своему Предназначению. Анна впервые столкнулась с полным непониманием со стороны мужа, и теперь не знала, как себя вести…
— Николас, может быть, вы попробуете запустить подъемный механизм? Ни на кого из нас эта машина не реагирует.
Просьба адмирала заставила Ника вернуться к действительности.
— Хорошо, я попробую.
Пульт управления на корпусе саркофага был примитивен и надежен, как древний каменный топор. Один рычаг, два положения — «вверх» и «вниз», но у каждого, кто делал попытку сдвинуть его с места, рукоять рычага отбирала кровь на анализ. Из нее выдвигались крохотные шипы, которые прокалывали кожу на ладони, после чего огни, опоясывающие пульт управления, загорались тревожным оранжевым светом. Фиарэйн в качестве эксперимента даже попробовал воспользоваться перчаткой, но умное устройство просто удлинило шипы.
Однако стоило Нику взяться за рукоятку, как индикаторы засияли приветливой зеленью, и рычаг легко переключился в верхнее положение. То, что случилось потом, навсегда оставило в памяти разведчиков неизгладимый след. Огромная махина, сопоставимая по размеру с купольным залом замка Розы, начала медленно подниматься, прокладывая себе дорогу наверх с неотвратимостью природной стихии.
За стенами ротонды слышались шуршание, натужный скрип трущихся поверхностей и грохот обвалов, но само сооружение это никак не затрагивало. Лишь дрожала от усилий гигантских механизмов металлическая плита под ногами. Верхушка купола легко прошла сквозь сеть водоотводных тоннелей, а потом, словно лист бумаги, разорвала несколько слоев бетона и внешний настил площади из стеклокерамических плит. Теперь ее середину венчал не белый обелиск, а похожее на храм круглое сооружение с двенадцатью арочными входами.
Несмотря на древнее происхождение и длительное пребывание в подземелье, ротонда переливалась всеми оттенками старой бронзы и не уступала в красоте другим архитектурным шедеврам Трангана. Чтобы со стороны полюбоваться работой старых мастеров, Юджин Кроу взобрался на груду искореженного бетона.
