Перед глазами у Неллочки медленно всплыла искореженная синяя машина на обочине. Неллочка попыталась переглотнуть и не смогла, потому что почувствовала, будто чья-то сухая и горячая рука схватила её за горло и стала безжалостно сжимать пальцы. Эта хватка не ослабевала, когда Неллочкина машина, почти не касаясь колёсами скользкого асфальта, летела по направлению к госпиталю Святого Джозефа; когда Неллочка, не читая надписей, металась по белому лабиринту отделения интенсивной терапии; когда, не понимая от волнения ни слова по-английски, слушала сестру Хоггс, объяснявшую, куда надо идти. И только когда Неллочка ворвалась в указанную палату, невидимая рука, сжимавшая горло, чуть обмякла. Неллочка замерла на пороге, увидев посреди комнаты одну единственную высокую кровать, окруженную строительными лесами капельниц. В палате стояла такая тишина, что прослушивалось едва уловимое гудение лампы дневного света и равномерный отсчёт падающих капель в пластиковых трубках капельниц. Рядом с кроватью стоял высокий продолговатый столик, из-за которого с первого взгляда было трудно определить, лежит ли на кровати пациент или кровать просто неровно застелена, и только по слабому подрагиванию покрывала угадывалось человеческое дыхание.
Неллочка медленно подошла ближе. На кровати лежал её маленький Джимми. Она сразу его узнала даже с перебинтованной головой, распухшей губой и отекшей скулой, заклеенной лейкопластырем, из-под которого виднелся багровый подтёк. Глаза Джимми были полузакрыты и Неллочка не понимала, находится ли Джимми в сознании или нет.
В палату зашёл медбрат. Высоченный, похожий на баскетболиста, афроамериканец.
«Доктор будет через минуту, мэм», – сказал он и нажал кнопку на пульте, встроенном в поручень на одной стороне кровати. Кровать слегка задрожала, её передняя половина медленно поехала вверх и через несколько секунд остановилась, подняв голову и спину Джимми до полулежачего положения. Джимми не пошевелился. Медбрат стал поправлять ему подушку, а Неллочка, боясь взглянуть на неподвижное лицо Джимми, старалась смотреть только на блестящую темнокожую шею медбрата, пронзительно контрастирующую с белоснежной госпитальной униформой.
«Эспрессо со сливками, – вдруг мысленно отметила Неллочка и тут же заругалась на себя, – кофеманка чертова!» Ей вдруг стало так стыдно за свои мысли не о Джимми и страшно от того, что произошло. Неллочка беззвучно заплакала: Джимми, кровать, столик для лекарств, капельницы – всё вокруг вдруг смазалось и расплылось в густую серую массу. Единственное, что Неллочка была в состоянии различить сквозь слёзную завесу, была капелька крови, запекшаяся на потускневшей рыжей щетине Джимми, от которой Неллочка не отводила глаз, чтобы не поскользнуться в размягшем пространстве и не упасть.
