По его пьесам было очевидно: Шоу ненавидит капиталистов, пуритан, лицемеров. Один из его любимых приемов – открытый финал. Шоу не любил давать окончательных ответов, его любимый знак в финале пьесы – многоточие. Он виртуозно умел показывать двуличие современников, которые всю жизнь только меняют маски, за которыми теряется их истинное лицо. Пожалуй, это главная тема Шоу. Он создал свой театр – интеллектуальный, подчас – бессюжетный. Для театра Шоу потребовались и актера нового лада – и они нашлись. И в Англии, и в Германии, и в Советской России.
Он чем-то походил на Оскара Уайльда, своего современника, к которому относился не без уважения. Оба – драматурги, острословы, оба высмеивали закоренелые предрассудки, оба умели без конца говорить парадоксами. Правда, у Уайльда это получалось более салонно, а у Шоу – с чернозёмом, с сильным социальным подтекстом. Но остроты обоих завоевали мир. Шоу даже отстаивал перед Львом Толстым право человека на юмор в нашем несовершенном мире. «У него больше мозгов, чем следует», – примерно так отозвался яснополянский титан о британском остряке. И Шоу, наверняка, пришлась по душе такая аттестация.
Муж миллионерши
В 42 года, став уже известным драматургом, он решил завести семью и женился на Шарлотте Пейн-Таунсхенд – социалистке и миллионерше. Это был свободный брак двоих единомышленников, в котором она прощала ему увлечения. Шарлотта всегда понимала: она – супруга гения. Кстати, Шоу говорил, что быть влюбленным – значит неподобающим образом переоценивать разницу между одной женщиной и другой. Иногда ему случалось попадать в эти сети.
История Пигмалиона
Ведь самую известную свою пьесу он написал в 1913-м – для актрисы Пэт Кэмпбэлл, в которую давно влюбился. Конечно, это «Пигмалион». Он перенес в современный Лондон канву древнегреческого мифа – и получилась комедия о том, как профессор фонетики превращает уличную цветочницу Элизу Дулитл в светскую даму. Пэт, конечно, играла Элизу. Пуритане ненавидели эту пьесу – за непристойные выражения, которыми бравирует Элиза. Кстати, Шоу считал Кэмпбэлл гениальной актрисой, но роман их, главным образом, проходил в письмах. Жену он не оставил.
Оракул по имени Шоу
Он стал настоящей звездой. Даже его наружность знали миллионы людей – не только в Англии. Каждый день хотя бы в какой-то газете выходил портрет Шоу, его рыжую седоватую бороду знал весь мир. Худощавый, высокий, он стал живым символом сарказма. И оставался возмутителем спокойствия в душноватом буржуазном мире. Шутил он беспрерывно. Труднее всего было понять, когда Шоу иронизирует, а когда обличает. Его душа оставалась для публики тайной за семью печатями. Отточенное лукавство драматурга превратило его в современную модель дельфийского оракула. Его изречения и шутки каждый трактовал на свой лад.
