Говоря вообще, все общества могут надеяться приносить пользу, взяв на себя роль наблюдательных комитетов. То пренебрежительное отношение, которое связано с этим именем происходит от старого американского наблюдательного комитета, который, действуя в настоящем духе частного предприятия, не только выслеживал преступников, но и на собственную ответственность подвергал их суду Линча. У нас имеются определенные государственные чиновники, наблюдающие за порядком: таковы санитарные инспектора, школьные инспектора, государственные адвокаты, прокуроры и другие. Единственный из них, кто во всех отношениях является общественной язвой, это театральный цензор, который вместо исключительного права пользоваться властью, выставлять автора непристойного произведения на общественный суд, обладает властью, приговаривать автора к уничтожению его произведений и приводит приговор в исполнение единолично и на свой собственный страх и совесть, следствием чего является то, что наша драма более нелепа, более искажена и непристойна, чем любая другая часть изящных искусств и наш злосчастный цензор более робок и более беспомощен, чем всякий другой чиновник. Этот случай показывает, что следует делать различая между родами наблюдений. Но тогда, как у нас есть чиновник, запрещающий постановку пьес Толстого, у нас нет чиновника, который ограждал бы от воровства общественные поля и от заваливания пешеходные дороги. Миллионер, который дает городским детям деньги для того, чтобы они имели возможность провести несколько дней на даче, но не субсидирует общества цель которых заключается в том, чтобы поддерживать красоты природы, не заслуживает своих миллионов.
Все эти рассуждения указывают на одно и то же. Разумный миллионер не должен колебаться в своем решении поддерживать общества, имеющие своей целью наблюдения или реформы, если только ими разумно управляют и если они считаются с тем фактом, что мир исправить нельзя, а самое большее, что можно сделать это заставить его перед выполнением своих преобразовательных идей, их старательно обсудить. Если он подчиниться этим условиям, то будет ли он согласен с обществом, или нет играет очень незначительную роль. Ни одному лицу и ни одному обществу невозможно быть правым абсолютно и во всех отношениях; и ни одно воззрение, и ни одна теория не содержит целиком только правды, и ничего кроме правды. Миллионер, не желающий поддерживать те силы, которые могут быть использованы с несчастным исходом, не будет вообще ничего поддерживать. Справедливость, которой мы добиваемся в наших уголовных судах является следствием одностороннего обвинения и такой же защиты; и всякая парламентская поправка является следствием конфликта мнений. Если мы попытаемся, например, представить себе насильственное обновление общества, произведенное или строго придерживаясь правил Manchester School, или же правил государственного социализма, то, когда нам придется решать, какая из двух теорий невыносимее и опаснее, мы очутимся в затруднительном положении. Но кто из тех, кого интересуют эти дела, будет колебаться в том, чтобы поддерживать, соответственно своим склонностям, или Fabian Society или Personal Rights-Association? Вся наша теория свободы слова и мнений всех граждан покоится вовсе не на том предположении, что каждый прав, а на той уверенности, что каждый в каком-нибудь пункте не прав, в котором кто-нибудь другой прав, так что для общества опасно не выслушать кого-нибудь из них. Поэтому всякое общество, занимающееся пропагандой, кажется мне прекрасным учреждением, куда могут притекать излишние деньги миллионера, совершенно независимо оттого, будет ли это общество христианским или языческим, либеральным или консервативным, социалистическим или индивидуалистическим, научным или человеколюбивым, физическим или метафизическим, если только оно умеет разумно распоряжаться деньгами и способствовать обмену мыслей своего времени.
