Работа была очень сложной. Уже привязка народностей к территориям представляла собой задачу, которая не имела удовлетворительного для всех сторон решения (красноречивый пример – Нагорный Карабах). Исторически расселение племен и народов шло на территории исторической России вперемешку. Однородность, достигнутая в Западной Европе, возникла лишь в процессе «сплавления» народов и этносов в нации («Европа – кладбище народов»). Поскольку в России такого сплавления не производилось, мест с «чистым» в этническом отношении населением было очень немного.
В России была сильна историческая инерция типа межэтнического общежития, который был принят еще со времен Киевской Руси. Евразийцы называли его «симфония народов». Это значит – не должно было быть ни этнического плавильного котла (как в США), ни ассимиляции главным народом (как в Германии и Франции), ни апартеида, как в колониях. Кстати, те русские патриоты, которые не принимают устройства Советского Союза, никогда не говорят, какая из этих реально известных альтернатив им по душе. Похоже, им ближе альтернатива этнического тигля, хотя гласно этого никто не признает.
Многие философы, и российские, и западные, отмечают тот факт, что именно в программах большевиков сильнее всего проявилась преемственность с траекторией российской истории. Ничего не поделаешь!
Утверждения о неизбежности подавления этничности малых народов отражают историю формирования именно западных наций. Когда германский канцлер Бисмарк заявил, что единство наций достигается только «железом и кровью», Тютчев написал известные строки:
Единство, – возвестил оракул наших дней, —
Быть может спаяно железом лишь и кровью…»
Но мы попробуем спаять его любовью, —
А там увидим, что прочней…
Ленин, говоря о типе государственности России после победы революции, имел в виду примерно то же самое, что и Тютчев (только вместо «любви» у него была солидарность трудящихся). Он писал в 1916 году: «Мы в своей гражданской войне против буржуазии будем соединять и сливать народы не силой рубля, не силой дубья, не насилием, а добровольным согласием, солидарностью трудящихся».
Это – общий фон. А первое конкретное условие, которое предопределило принятие советской властью доктрины федерализма, – укорененность этой идеи в общественном сознании. Эти доктрины развивались в России уже в первой трети XIX века. В федерализме стала вызревать идея России как федерации народов. В статье об истории этого процесса Н. Алексеев пишет: «С развитием революционного движения в России во второй четверти XIX – первом пятилетии XX в. принцип национального самоопределения начинает преобладать над принципом областничества. Русская революционная интеллигенция разных группировок начинает пробуждать и поддерживать децентрализационные силы русской истории, дремавшие в глубоких, замиренных империей настроениях различных вошедших в Россию народностей».
