Услышав Шурино имя, незнакомка перестала тискать детей, а, развернувшись в его сторону, раскинула объятия и так решительно двинулась в его сторону, что он испугался и попятился назад.
– Шу! Шурик! Не узнал? Это же я!
Голос у нее был прокуренный, резкий, но с такими знакомыми интонациями, что Шу закрыл глаза – с закрытыми глазами вспоминалось почему-то быстрее. Закрыл и тут же открыл.
– Маня?! – ахнул и прижал к себе эту крепкую женщину с широкой спиной, совсем не похожую на ту Маню, что он помнил – тонкую, чернявую, верткую, с влажными карими глазами. – Маня! Как же ты изменилась!
Он отстранился, не отпуская ее, разглядывая и узнавая. Конечно, это была Маня – постаревшая, располневшая, но с той же черноглазой плутоватостью, наливными сочными щеками и чуть кривоватыми передними зубами – в детстве упала с горки лицом прямо в лед, крови вылилось целое ведро и Шу, стоявший на вершине этой самой горки очень боялся к Мане подойти; потом прибежала мама, помогла Мане подняться и увела домой обрабатывать раны, а Шурику сильно попало тогда за трусость и за то, что не помог девочке. С того самого падения Манины зубы стали расти неровно, но Маню это совсем не портило, а даже органично сочеталось с ее таким же, несколько кривоватым и неуравновешенным характером.
– Знакомься, Шу, это мой муж, – она кивнула в сторону кепочного усача, – Владимир Сергеевич.
Владимир Сергеевич энергично кивнул в ответ, при этом кепка на его голове не шелохнулась, но руку для рукопожатия не протянул.
– Володя отставной военный, у него сертификат, мы за детьми приехали, – хвастливой скороговоркой выпалила Маня. – Дом в Подмосковье берем.
– Понятно, – протянул Шура. – Долго здесь будете? Может, в гости ко мне придешь? Посмотришь, как живу, с женой познакомлю. Приходи!
– Да что ты, Шу! Мы уже сегодня, я только детей забрать!
И тут Шура случайно перехватил взгляд Марьи Агафоновны, которая смотрела на приемную дочь с такой горечью, разочарованием и даже – Шу готов был поклясться! – ненавистью, что ему стало неловко и за нее, и за Маню, и даже за себя, ставшего невольным свидетелем некрасивой ситуации.
– Мань, машину уберите, я проехать не могу, – еле выдавил он и, ни с кем не попрощавшись, почти бегом покинул участок.
Больше Маню не видел, в их город она так и не вернулась, детей не привозила, и Шу о ней очень скоро позабыл вовсе.
Правда, после той встречи на даче он навестил Марью Агафоновну.
Старая женщина была ему очень рада.
