Квартира, где проживал Гия Арчилович с родителями, не шла ни в какое сравнение с обителью Соколовых. Три просторные светлые комнаты разделял огромный коридор. Стены его украшали картины, изображающие великолепные пейзажи Грузии: заснеженные горные вершины, цветущие виноградники и прозрачные озера. Мебель в квартире была абсолютно новой, и Елена Алексеевна даже боялась к ней прикасаться. Еле уловимый запах обойного клея свидетельствовал о свежем ремонте. Обстановка жилища говорила если не о богатстве, то уж точно о достатке своих хозяев.
Часы пробили полночь. Гия Арчилович поднял бокал с шампанским:
– За уходящий год, подаривший мне тебя, и за будущий, где мы будем вместе!
Елена Алексеевна разрыдалась.
– Ме шен миквархар! ― выпалила женщина, когда учитель музыки нежно обнял ее, чтобы успокоить. Никогда в жизни она не была так счастлива. То, о чем бедная историчка даже не могла мечтать каких-то пару недель назад, свершилось! Судьба положила ее, некрасивую, нестройную, неуклюжую, в объятия прекраснейшего из мужчин. Женщина все сильнее прижималась к любимому, словно боялась, что перед ней призрак, который вот-вот исчезнет.
Гия Арчилович тем временем медленно расстегивал молнию на платье учительницы. Елена Алексеевна не сразу поняла, что осталась практически раздетой. Осознав этот факт, она громко воскликнула:
– Гия, что ты делаешь?
Вопрос женщины поставил грузина в тупик. При этом учитель не отложил свое занятие, и через несколько секунд платье, соскользнув с широких плеч Соколовой, упало на пол. Бедняжка в ужасе оттолкнула ничего не понимающего Гию.
Елена Алексеевна стояла посреди комнаты, стыдливо прикрыв руками грудь, спрятанную в дешевый бюстгальтер, порядком выцветший от многочисленных стирок. Гия Арчилович обвел глазами округлые бедра исторички, покрытые слоем целлюлита, и свисающий живот, присущий, скорее, счастливой многодетной матери, нежели ни разу не рожавшей молодой женщине. Но больше всего грузина удивили трусы. Огромные бесформенные трусы, сшитые из дешевого футболочного материала. Будучи белыми от рождения, они немного пожелтели в процессе продолжительной носки, а изначально красные узоры приобрели бледно-морковный цвет. Подобный предмет женского гардероба молодой человек видел лишь в глубоком детстве, когда тетя Нина, соседка по коммунальной квартире, развешивала свежевыстиранное белье на веревке, протянутой вдоль узкого общего коридора.
– Лена, что с тобой? ― спросил Гия, когда дар речи к нему все же вернулся. ― Ты ведешь себя, как пятнадцатилетняя девочка.
