— Это значит, что я хочу дать тебе выбор. Уйти или остаться.
— И никакого секса?
— Ничего противоречащего твоим убеждениям. Хоть мне и придется создавать иллюзию нашей близости. И ещё я хотел бы остаться целым и по возможности без вилки в глазу, если поцелую тебя в гостиной.
Она рассмеялась и кивнула.
— Я сделаю всё возможное для этого.
— Благодарю, дочь морского царя, ты как всегда добра.
Он откинул голову и устало закрыл глаза. Несмотря на её быстрое согласие, он слышал, как что-то внутри надломилось. Продолжение разговора выглядело бесполезной тратой сил. Даже не хотелось спрашивать вернётся ли она к Жану. Это выглядело очевидным решением. И происходящее не доставляло радости, даже запах её кожи отпечатавшийся на кончиках пальцев. Как последний ужин приговоренного к казни заставляет остро чувствовать каждое мгновение и отравляет его своей неизбежностью.
Её тень перемещалась по комнате, готовясь ко сну, пока он обдумывал расписание следующего дня. Когда уедет. Когда вернётся. Встречи. Обед. Из кусков времени стоило собрать что-то целесообразное, не обращая внимания на легкий шепот её шагов. Можно думать, что ему происходящее только чудится и она осталась ночевать у Жана. После ужина. Что всё это только призраки чужого счастья, а у него простой нервный срыв, создавший в его воображении нападение, больницу и её присутствие в этом доме.
Неожиданно он услышал её голос
— А в монастыре сейчас пост. Рождественский. Последние дни — самые строгие. Послушницы почти не едят, если нет благословения на тяжелые физические работы. От этого такая легкость. И одновременный холод. Как будто тело истончается и начинаешь отчётливее слышать то, что слышать не положено. Чужие эмоции. В самые темные дни года трудно найти в людях что-то светлое и начинает казаться, что выхода уже нет. Но это лишь видимость и потому, монахини заранее ставят ёлку во дворе. Холодно. Снег то тает, то замерзает коркой, то снова засыпает всё кругом. А на зеленой красавице разноцветные игрушки. Шары, ангелы, колокольчики и много разной несуразной мелочевки, которую развешивают дети, прибегающие из соседней деревни. После того, как Рождество переименовали в Месяц Счастливой Торговли им почему-то интереснее прибегать с бедную обитель. Разучивать с монахинями святочные гимны. И клеить блестки на игрушечных стрекоз…
— Скучаешь по ним?
— И, да и нет. Я всегда чувствовала себя там странно. Как будто в щелочку за чужим счастьем подглядывала. За жизнью, которая не для меня…. Знаешь, в какой-то момент мне показалось, что уже не выберусь из той машины. Что заигралась отказавшись от усиленной охраны… В общем, мне подумалось, что так даже лучше. В самую темную часть года. На пике операции в которой не было особой необходимости. Операции, которую я не довела до ума. Да и вообще когда до проблесков тепла и света еще так далеко…
