На следующий день Крейги напомнил содержание имеющихся договоров о морских вооружениях. Риббентроп выслушал «историческую справку», а затем прямо спросил, когда будет дан ответ на вчерашний вопрос, пояснив, что на Троицын день (9 июня) он должен вернуться домой. После обеда Крейги явился к нему в отель уточнить формулировки германских предложений для доклада правительству: делегаты и штаб флота рекомендовали принять предложение Гитлера.
«Национальный» кабинет Макдональда собрался утром 6 июня в последний раз — согласно заранее достигнутой договоренности, премьер уходил в отставку и передавал дела лидеру консерваторов Стэнли Болдуину. Преемником Саймона был намечен сэр Сэмюэль Хор, занимавший пост министра по делам Индии и входивший, подобно Саймону, во внешний круг «группы Родса — Милнера». Министры согласились с мнением делегатов. В пять часов вечера в Адмиралтействе состоялся последний «большой выход» Саймона в качестве главы Форин Оффис — он сообщил, что правительство приняло предложение установить соотношение британского и германского флотов 100:35 как «окончательное и постоянное».
Переводчик Шмидт позже признался, что не поверил своим ушам. Поблагодарив британского министра, «Риббентроп повторно выразил надежду, что соглашение, достигнутое благодаря великой дальновидности германского канцлера и ставшее итогом его серьезного и искреннего желания твердо установить дружбу между Великобританией и Германией, покажет себя в будущем как благословение для обоих народов. Он счастлив, что принимал участие в столь историческом решении». Саймон произнес несколько вежливых банальностей и откланялся. Эксперты взялись за подготовку документов, утверждение которых было отложено до 15 июня. Риббентроп счел, что его миссия выполнена — причем блестяще — в детали вникать уже не стал и отправился на доклад к фюреру.
Во время каникул он успел пообщаться с лордами Ротермиром и Лотианом, но главным успехом стало личное знакомство с принцем Уэльским (будущим королем Эдуардом VIII) и его подругой американкой Уоллис Симпсон. Как раз 11 июня принц выступил перед членами Британского легиона, собиравшимися в Германию. «По этому случаю он произнес речь, в которой высказал мысль: никто не способен содействовать развитию добрых отношений между Англией и Германией сильнее, чем люди, которые когда-то находились в окопах друг против друга»>{59}.
В Лондон Риббентроп вернулся 13 июня, и на следующий день переговоры возобновились. Акцентируя внимание на привязке германского тоннажа к британскому, он попросил зафиксировать волю Англии продолжать политику «непоощрения», то есть сдерживания других держав в наращивании морских вооружений. Крейги согласился, но 17 июня, когда договоренность о подписании документа была достигнута, возникло новое препятствие: англичане предложили обусловить его вступление в силу согласием других участников Версальского договора, прежде всего Франции и Италии. «У меня, — вспоминал Риббентроп, — произошла в отеле „Карлтон“ серьезная стычка с сэром Робертом Крейги, и я сказал ему: „Весьма сожалею, но мне придется отправиться домой, сознавая, что по отношению ко мне англичане слова своего не сдержали“»
