Фадл проявлял себя как надежный и знающий помощник, безопасная пара рук. В 794 году он был назначен на важнейший государственный пост — наместником Хорасана. Он возвел там мечети и приграничные крепости, а также уговорил принца отдаленной горной страны Ушрусан принять сюзеренитет Аббасидов. Он также чеканил деньги; когда на следующий год он вернулся из провинции, то привез с собой мешки дирхемов, каждый мешок был аккуратно опечатан>{152}.
Видимо, Джафар был более обаятельным из двух братьев. Это его описывают как товарища Гаруна по приключениям новеллы о Гаруне из «Тысячи и одной ночи»; другие источники уточняют, что халиф установил с ним очень близкую, почти эротическую дружбу. Джафар также ловил свои мгновения успеха в провинции в 796 году, когда его послали подавить волнения в неспокойной Сирии>{153}.
Несмотря на выезды в отдаленные места, братья Бармакиды и их отец большую часть времени проводили при дворе. Они получили несколько официальных постов в администрации и иногда обменивались ими: так, например, хранение царской печати было передано от Джафара его отцу Яхье. Однако не официальные службы, которые они возглавляли, а их личный и легкий доступ к халифу делали их такими могущественными. Долгие вечера, которые Гарун с Джафаром проводили вместе, слушая певцов, обсуждая поэзию, наслаждаясь самой лучшей пищей и вином, означали, что Бармакиды могут влиять на политику и оказывать одолжения как никто другой.
Бармакиды имели талант к политике и к демонстрации своих достижений. У Хорасана за время правления Гаруна сменилось много правителей, но большинство из них оставались всего лишь именами; лишь Фадл Бармакнд заслужил упоминания в хрониках, и только его восхвалял в длинных и высокопарных поэмах ведущий поэт того времени Мерван ибн Аби Хавса:
Мягок он со всеми, кто верен халифу,
Но поит кровью восставших свои мечи.
Превращает ханжество в древние мифы,
Правоверным славою сердца горячит
>{154}.
И еще много-много в таком же духе.
Наше мнение о деятельности Джафара в Сирии составлено по нескольким строкам из длинной поэмы об усмирении им восставших, превозносящей его доблесть и рассказывающей об удаче сирийцев, которые получили правителем именно его — а также из двух версий обдуманной и весьма обтекаемой речи, которую он произнес перед халифом по возвращении. В словах, настолько елейных и льстивых, что заставляли ежиться даже современников, он разглагольствовал о своей благодарности халифу, который более щедр к нему, чем любой ровня, который сделал Джафара «одним из заметных людей своего времени» и чья новая милость «затмевает все, что было сделано до того»
