Внутри меня грянул девятибалльный шторм!
— Есть предложение, — заявил Уилл. — Мы отписываем кругленькую сумму, и ты сама исчезаешь из жизни Леона. Насколько мне удалось узнать, до встречи с ним, мисс Краун увлекалась актерским ремеслом.
— Какая осведомленность! — произнесла я, как ядом плюнула. — А если откажусь, папе пожалуешься?
Зря так сказала. Он впечатал меня головой в подлокотник. В глазах потемнело. Его пальцы судорожно сомкнулись на моей шее. Я захрипела и уже попрощалась с жизнью, когда дыхание неожиданно вернулось. Но теперь этот маньяк навалился всем телом.
— Не смей, слышишь! — Уилл тяжело дышал в лицо, и я брезгливо отвернулась. — Мы сейчас же уходим. Вдвоем. Леону скажут, что ты уехала, когда узнала правду. Он зависит от моего отца, и он не дурак, чтобы променять состояние на нежную курочку. Думаю, ты понимаешь, о чем я. Все, все его богатство пришло через Дугласов.
Он противно елозил сверху и пытался раздвинуть мне ноги. Плевать на его бред, нужно выбраться из комнаты. Я огляделась в поисках чего-нибудь тяжелого и заметила на каминной полке медные часы в виде дебелой бабы с факелом.
— Какой же он негодяй! — Я подчинилась четвертому закону Ньютона, который гласит, что тело, прижатое к стене, не сопротивляется. — Что ты там про деньги говорил?
Ну вот, опять не оправдала его ожиданий — на лице читалось недоумение.
— А ты мне нравишься, — выдохнул Дуглас.
Он сунул язык мне в рот, и упёрся твердым промеж бедер. Я тщетно силилась отвернуть — Уилл умело удерживал меня одной рукой, а другой орудовал под платьем. Я улучила мгновение, когда он запутался в пуговицах своих штанов, и одним толчком сбросила мерзавца на пол.
— Ненавижу тебя! — взвизгнула я и вскочила с дивана.
До полки с заветным орудием оставался шаг, когда сильная оплеуха отбросила меня в сторону. Уилл перевернул меня на живот и уселся сверху.
— Все, сучка, допрыгалась! — тяжело дыша прорычал он, и острая боль пронзила мое бедро.
«Игла? Точно игла…» — мелькнула мысль.
Уилл ослабил хватку, и я вскинулась, чтобы позвать на помощь, но из горла вырвался жалкий стон. Сознание затуманилось, и действительность, кадр за кадром, потянулась на задворки памяти. И только картинка, где мы с Леоном стоим на крыше небоскреба в Лос-Анджелесе, еще долго кружила перед глазами. Потом голова налилась свинцом, и все погрузилось в глухую черноту.
