Ангел в аду | страница 32



То ли дело сознание, для того чтобы заставить его выйти из строя, нужно как минимум его уничтожить (точнее уничтожить плоть, что тоже может оказаться недостаточным, особенно если верить всей этой белиберде о переселении душ).

Вопрос же о безумии спорен изначально. Так как зиждется на нефункциональных точках отсчета - морально-этических, которые в принципе нестабильны и теоретически в разное время могут быть либо диаметрально противоположными, либо и вовсе амбивалентными. Так что безумие - это всего лишь нетрадиционная для данного исторического момента форма функционирования разума. Естественно, если не брать в учет те формы безумия, когда разум просто исчезает и больной ведет либо животный либо растительный образ жизни.

Собственные построения меня заметно успокаивают и уже совершенно индеферентно я начинаю воспринимать тот факт, что я снова:

а) голый

б) на мраморном столе

в) в прозекторской.

Проходная пешка вновь выходит на исходную позицию.

Начать жизнь с начала, хорошо это или плохо?

Я сполз со стола и привычно начал с обхода. На соседнем столе лежала Лилит, нагая и прекрасная. Картину портили лишь два едва заметных шрамика на шее, по форме очень похожих на следы зубов.

Был здесь и Тед Вернер, он вольготно расположился на своем неудобном ложе, но даже сейчас с его уст не сходила ироничная ухмылка.

Но на этот раз отсутствола драгоценная персона моего непосредственного шефа, а так же я не обнаружил милого моему сердцу "бычка-производителя", у которого я периодически ранее что-нибудь да одалживал: то пистолет, то штаны.

До сих пор не понимаю, почему все происходящее я воспринимал и воспринимаю как должное. Почему захвативший меня абсурд так органично вошел в мою жизнь. Точнее она сама неразрывно слилась с абсурдом, стала им (а по некоторым параметрам похоже и переплюнула!).

Я равнодушно содрал с Теда Вернера покрывало и тщательно задрапировался. Меня отнюдь не прельщало, чтобы какой-нибудь слюнявый пес впал в неминуемый соблазн попробовать на зуб особо апетиные части моего многострадального тела.

Участок лабиринта, ведущий к лифту я прошел играючи. Сказывался опыт. Следующий этаж, с разноцветными стенами, тоже оказался не таким уж сложным. Как только до меня начал доноситься нарастающий шум песьей погони, я ускорил шаг и почти интуитивно вышел к дверям лифта.

Сквозь стремительно суживающуюся щель закрывающихся дверных створок, я еще успел увидеть авангард страшной стаи, мчащейся по моим следам.