Она опять согласно кивнула, еще и ответила:
— Есть. Ты не в их числе. Твои песни знаю из-за отца. Я иногда прослушивала это направление в музыке, все время хотелось чуда, — она помолчала немного, затем добавила, — его тоже Георгий звали. Тоже музыкант, погиб он, в катастрофе…, — она потупила взгляд, а потом глубоко вздохнув, сказала, — ладно, я пойду, а то руки дрожат от переутомления.
— А как звали его? — крикнул он вдогонку, выходящей Марине.
— Георгий Сикорский, — ответила она уже в дверях.
— О! — изумленный возглас вырвался у него, — так это твой отец?
— Да, это мой отец! — просто ответила она, не оборачиваясь к нему, на выходе буркнула, — до завтра! Я приду с утра.
Марина приходила почти каждый день, а настроение Георгия было все хуже и хуже, раздражение и злость не покидали его даже в минуты сна. Он шел на поправку, но зависимые состояния давали о себе знать, проявляясь ненавистью ко всему миру.
Это самые первые этапы выхода из зависимых, аддиктивных состояний, но очень часто, многие люди, которые решили, что-то изменить в своей жизни, часто на этом, первоначальном этапе, просто сдуваются, скатываясь еще дальше в свою темноту и все начинается по новой. В эти моменты Марине доставалось по-особенному.
— Мать Тереза, принеси глоточек коньяка, — бросал он, насмехаясь над нею и ее заботой о нем.
— А ты брата попроси, — парировала она, догадавшись о напряженных семейных отношениях.
И он лежал, молча злясь на нее, свою жизнь и беспомощность.
Как-то Марина пришла, радостная и счастливая.
— Привет! Как ты?
— Как в тюрьме, — мрачно бросил он.
— А, знаешь, мы в университете одну технику делали "кто я" называется, слышал?
— Нет, не слышал, — ответил он, проявляя надменное безразличие, — и не хочу, не видеть и не слышать. И еще, — он повернулся к ней и буквально выплюнул ей в лицо слова, — читать не люблю, учиться тоже, слушаю тоже не все и вообще — не всех, ясно?!
— А, — протянула она и, как ни в чем не бывало, промолвила, — ясно. А тебе вообще хоть иногда встречается что-нибудь интересное?
— Нет.
— А, — протянула она опять, — как же это я забыла, Нарцисс собственной персоной, наконец-то проснулся, а то я уж переживать начала. "Ничего на свете лучше не-е-е-е-ту", — запела она детскую песенку бременских музыкантов, несмотря на его злое лицо и сжатые кулаки.
Он посмотрел на нее как на сумасшедшую, а Марина продолжала веселиться.
— Ой, не смотри на меня взглядом Медузы Горгона, а то еще в камень превращусь, — и она театрально прикрыла глаза рукой, а он повертел у виска, показывая, что она совсем с ума сошла.
