Когда Саре пришлось расстаться с дочерью, она за одну ночь совершенно поседела. Наутро ее лицо покрылось глубокими, скорбными морщинами. Йуда говорил ей, что их дочь святая и принесла себя в жертву ради семьи, а это равнозначно мученичеству, но Сара не могла утешиться.
Через два дня родители и близнецы сдались и приняли христианство. Они вернулись в любимый Торре-де-Мормохон и выкупили немалую долю проданного имущества – в значительной мере благодаря деньгам, полученным за Эстер.
Городской священник Оноретто де Мендоса радушно принял блудных сыновей, хоть такое милосердие и не соответствовало духу времени и руководящим указаниям инквизиции. Де Мендоса являл просвещенную терпимость к насильственно обращенным, потому что понимал: Рим не в один день строился. Он требовал от них присутствия на воскресной мессе и соблюдения всех обрядов, но не приходил на дом проверять, действительно ли они стали христианами. Он исходил из того, что, если взять их в оборот, этот процесс продлится одно поколение, а если оставить в покое – два, и потому не видел смысла портить людям жизнь.
Де Мендоса очень помог семье в переговорах о возвращении мастерской и полей. Сумма, которую им пришлось заплатить, была лишь немногим выше той, что они получили при продаже. Их просторным домом завладела Бонита, вдова с пятью сыновьями. Бонита согласилась переехать, когда священник пообещал ей благое будущее и после смерти, и в бренном мире.
Иуда хотел посвятить близнецов в тайны производства мыла, но Сара не соглашалась. Она хотела, чтобы сыновья все время были с ней в доме, потому что боялась оставаться одна. Этот страх был ей раньше неведом, он охватил ее лишь после возвращения.
Однажды на исповеди она рассказала де Мендосе о том, что случилось с их дочерью Эстер и о преследующем ее страшном чувстве вины.
– Дома, – сказала Сара, не видя его лица, – никто не упоминает ее имени. Мы даже совершенно переделали ее комнату. Мы молчим, но мой муж не тот, каким был прежде, а я не могу оставаться одна и гублю Диего и Педро. Я знаю, что попаду в ад из-за того, как обошлась с Эстер. Останься я еврейкой, я бы все равно попала в ад.
Диего и Педро были новыми именами близнецов Нисима и Натана, но дома ими не пользовались.
– Ты спасла всю семью от ада, – сказал ей де Мендоса.
– По ночам мне снится, что она возвращается, – сказала она и запнулась, а потом зарыдала. Ее нескончаемый плач дал де Мендосе время подумать. Он сказал:
