По знаку Хассана спустили псов, и молитвы Деггана превратились в вопли. Кейд наблюдал, как зверюги делают свое дело, но все это как будто происходило где-то далеко, с кем-то незнакомым, и он ничего не чувствовал.
* * *
После казни пришло время завтрака. Никто из узников не собирался отказываться от еды даже после увиденного.
Они выстроились четырьмя рядами во дворе и гуськом двинулись в сторону поварни, где на длинном столе были расставлены чаны с похлебкой и корзины с хлебом. Когда время или пища заканчивались, узников отправляли на рудник. Казнь чересчур затянулась, а кроданцы ревностно следовали распорядку, поэтому узники подталкивали и понукали стоявших впереди, чтобы те поторапливались. Когда раздастся следующий удар колокола, те, кто не успеет получить свою долю, останутся голодными. Во время завтрака имело смысл влезть поближе к началу очереди.
У Арена крутило все нутро, и не только от голода. Он клокотал от гнева. Хотя кости ломило от усталости, ночью он почти не спал — слишком злился. Ему хотелось дать выход раздражению, но случая не представилось, и злоба клокотала внутри, распаляя мысли.
Кейд сделал ему слишком больно. Арен и не думал, что слова способны так уязвить. Друзья и раньше обменивались колкостями, но в последней фразе Кейда было столько яда, что она разъедала душу. Арена будто предали.
Отец погиб, любовь к Соре оказалась мнимой. У него оставался лишь. Кейд, которому хватило отваги пойти против Железной Длани, защищая друга. То была бескорыстная преданность — качество, обладать которым мечтал сам Арен; самопожертвование, о котором слагают легенды. Самый геройский поступок, который только можно представить. Арен надеялся так или иначе отплатить Кейду, поддержать друга в это страшное время, стать для него опорой, когда потребуется. Но Кейд его отверг.
Когда подошла очередь Арена, оказалось, что обслуживает его Таг. Поваренок оделил юношу кривой ухмылкой, щедрой порцией похлебки и ломтем хлеба, одним из самых больших. Стало быть, сигары ему понравились. Возможно, так он выражал благодарность или же извинялся за обман с сырными рулетиками.
Узник, стоявший следом за Ареном, ткнул его в спину, поэтому, взяв свою миску и ломоть хлеба, он поспешил прочь со двора. Завтракать на открытом воздухе было бы опрометчиво, ведь еду мог отнять кто-нибудь поздоровее, а у Арена этим утром хватало забот и помимо голода. Оставшиеся сигары по-прежнему лежали в кармане фуфайки. Ночью не нашлось времени их перепрятать, а ведь только глупцы хранят заначку в бараке, который обшаривают и стражники, и нечистые на руку узники. Таскать сигары с собой было опасно, ведь если его поймают с ними, то нещадно побьют. Стало быть, надо укрыть их в надежном тайнике, да побыстрее.
