Магистр Орик плеснул в стакан еще бренди и снова поднялся, уже слегка пошатываясь.
— За здравие нашего доброго принца Оттико! — проговорил он заплетающимся языком.
— Да сядь уже! — рявкнул магистр Фассен.
После ванны Рэндилл удалился в кабинет заниматься бумажными делами. Вскоре Арен направился туда с подносом, на котором стояли два хрустальных бокала и серебряный кувшин со сладким золотистым вином.
Юноша тихонько приоткрыл дверь, чтобы не прерывать отцовских занятий. В кабинете царил уютный полумрак, разгоняемый свечами и настенными светильниками. В окно сквозь приоткрытые ставни проникал морской ветерок; легкие шторы колыхались возле заваленного бумагами письменного стола. На полках громоздились карты и расходные книги, стояло несколько ценных томов в кожаных переплетах, а на одной из стен висел сработанный из меди и золота символ Святейших: меч, острием вниз лежащий на раскрытой книге.
Рэндилл сидел в деревянном кресле кроданской работы, высокую прямую спинку которого украшали симметричные расходящиеся лучи. Наклонившись вперед, уперев локти в колени и сцепив пальцы, хозяин кабинета пристально смотрел в темный незажженный камин. На приставном столике лежало несколько распечатанных писем.
Арен понаблюдал за ним в приоткрытую дверь. Возможно, виной тому было пустое кресло рядом с отцовским или задумчивый вид Рэндилла, но сейчас он показался юноше похожим на призрака. Рэндилл до сих пор не заметил сына, и Арен насторожился. Обычно отец легко отвлекался, поэтому слуги старались не шуметь, когда он занимался делами. Поскольку Рэндилл так и не шевельнулся, Арен вошел в кабинет и встал перед ним с подносом.
— Отец, я принес тебе…
При звуке его голоса Рэндилл вздрогнул и рванулся с кресла прямо к Арену со страхом и ненавистью во взгляде. Юноша оторопело застыл на месте. Не успев сделать и шага, Рэндилл замер; лицо его озарилось сознанием и болезненно сморщилось, а сам он рухнул обратно в кресло. Взгляд Арена упал на нож для бумаг в левой руке отца, который тот едва не вонзил в собственного сына.
— Отец? — боязливо вымолвил Арен. Он умудрился не выронить поднос; изящные бокалы слегка пошатнулись, но не опрокинулись.
Рэндилл потер переносицу и закрыл глаза.
— Прости, — извинился он. — Ты меня напугал.
Арен недоумевал. Только что перед ним был загнанный в угол человек, безумный в своем отчаянии. Теперь отец выглядел не по возрасту изможденным.
— Я принес сладкого вина, — неловко пояснил Арен. — Амберлинского.
