– В Александрии.
– А я там родился!
– И вот вам еще совпадение: во время той же войны мама моя обучалась на медсестру добровольческого корпуса именно в английском госпитале.
Я сказал, что скучаю по маме. Мне вдруг захотелось заплакать. Что со мной происходит? Это опасно для жизни? Откуда эта боль? Лежа на носилках, я вспомнил слова Калажа: «Что со мной теперь будет?» Что со мной теперь будет? Я почувствовал, как по обеим щекам побежали слезы.
Медсестра без единого слова потянулась за салфеткой и утерла сперва одну сторону моего лица, потом другую.
Между нами возникло нечто столь непререкаемо искреннее и проникновенное, что я с удовольствием провел бы тут весь остаток ночи, и пусть бы она сидела рядом в тускло освещенной палате приемного покоя. «Нужно, наверное, дать вам отдохнуть», – сказала она. Но с места не двинулась. Возможно, имела в виду, что мне лучше не разговаривать.
К рассвету решено было перевести меня на верхний этаж. Они успели посмотреть результаты моих анализов. Со мной должен был поговорить старший хирург. Он ранняя пташка, так что особенно уютно не устраивайтесь, предупредила моя новая сестричка.
Врач постучал в дверь около семи утра, в руке у него был конверт, из него торчали рентгеновские снимки. Он подсунул их под стекло плавным просчитанным движением человека, который это проделывает по тридцать раз в день, бретерским щелчком выключателя включил подсветку и, немного поразмыслив над сероватыми завитками, именовавшимися моими внутренностями, сказал, что у меня камни в желчном пузыре. Самый еврейский орган, пошутил я. Рослый англосаксонский джентльмен бросил на меня озадаченный взгляд – видимо, то, что я пытаюсь его повеселить, позабавило его сильнее самой шутки.
– Мне казалось, евреев куда больше занимает другая часть мужской анатомии.
Он явно не лишен чувства юмора.
Он сел на мою кровать, закинул ногу на ногу, покачал верхней вверх-вниз – туфля-лофер держалась на самом кончике, полностью был виден добротный черный носок.
– У вас в семье у кого-то были желчные камни?
– У всех.
– С обеих сторон?
– У обоих дедушек и обеих бабушек.
Что я вчера ел на ужин?
Я ответил: «Мэзон Робер», как будто это подходило в качестве объяснения.
Повисло длительное молчание.
– Я правильно подозреваю, что будет дальше? – осведомился я наконец.
Он покусал нижнюю губу и спросил:
– Вы что имеете в виду?
– Резать придется? – осведомился я.
Он оценил мою шутку.
– Ну, мы не употребляем слова «резать». В словаре множество куда менее пугающих слов, но если говорить коротко, то, скорее всего, да.
