Гарвардская площадь | страница 105
Прийти собирались и другие, например Зейнаб и Шейла. Даже Частые Посещения Туалета неопределенно выдавили: может быть. Калаж ни с кем не порывал окончательно. Люди просто выплывали за пределы его жизни и вплывали обратно – так замки из песка строятся и смываются снова и снова, в той же точке пляжа.
Калаж хотел подыскать мужчину, который оказался бы bien (подходящим) для Зейнаб, и я подумал про Клода. Однако для подстраховки – вдруг у них не сложится – пригласил молодого венгра, который раньше учился в Турции. Был еще и Граф. «Я их прямо так и вижу, – прорицал Калаж, – Зейнаб с Графом обсуждают Бальзака на скамье в парке в шестнадцатом округе, он при зонтике, с теннисной ракеткой между колен, она с метлой и шваброй. Сладкая парочка!»
Начался вечер с утраты. Еще до прихода гостей, когда Калаж старательно готовил мясо с мелко нарезанными овощами, а Екатерина разбиралась с салатами и овощной закуской, мы услышали по радио голос Марии Каллас: она пела одну арию за другой. Дело необычное, но тут диктор объявил то, чего я уже некоторое время боялся. В этот самый день Мария Каллас скончалась в Париже. Это накинуло на наш вечер полог грусти. Мы с подружкой моего бывшего соседа были ее горячими поклонниками. Граф – так его ни с того ни с сего прозвал Калаж, сочтя, что это его имя, хотя сам он представился как Пьеро, – был убит горем, поскольку отца его связывала с Каллас давняя дружба, ее портрет с автографом висел у него в кабинете. Разговор перешел на Каллас, а поскольку у меня было несколько записей, я решил поставить две-три арии и как можно доходчивее попытался объяснить, почему она prima donna assoluta[29]. Сравнение с несколькими ариями в исполнении других сопрано должно было подкрепить мои слова.
Калаж, которому нечего было сказать по этому поводу, был необычайно молчалив для человека, привыкшего при любом случае пускать в ход оружие громогласности. На вопрос Леони, почему он помалкивает, он откликнулся тем, что расплылся в деланой улыбке, явственно подчеркивавшей собственную фальшь. «Лично я слушаю, – ответил он. – Люблю слушать». Однако я-то чувствовал, что внутри он медленно закипает, а поскольку мгновенно дать очередь из «калашникова» возможности нет, он просто утратил дар слова. Возможно, он совсем не так воображал себе эту сцену и, похоже, чувствовал себя чужаком на им же устроенной вечеринке. Екатерина заговорила с ним, пытаясь расшевелить, но он обронил несколько слов и умолк снова. Что-то его явно не устраивало. В итоге Зейнаб обвила его рукой.