То «заика», то «золотуха» | страница 64
Потратив добрую часть сил на прыжки до крыши, на попытки выбить двери и крики о помощи: в итоге — я сорвала голос и могла только сипеть «помогите»! Но и благо же ещё остался порох в пороховницах, хоть какой-то, и, решившись на последний, уже и не крайний, «прыжок веры», я присела на корточки, собрала остатки сил, осадки себя, прыгнула — и пальцы зацепились за металлическую ручку крышки! Тут же сжав их в кулак, я попыталась подтянуться, что мне слабо, но удалось, дышалось тяжело, но постепенно мне удалось справиться с судорогой в теле и немного приподняться, как учили в школе и на физре во время подтягиваний. Коснувшись макушкой крышки, я радостно просипела-пропищала! Но и только же подняла лицо к ней, как и глаза, как и лоб в лоб столкнулась с лицом той самой девушки — и истерично закричала, в своих мыслях, на деле же — получился-различился еле слышимый хрип-шёпот. На большее — я просто не была способна! А ведь повод был что надо — в этот раз её глаза ничто от меня не скрывало и я, наконец, смогла в полной мере и красе, к сожалению, оценить их… черноту!
Тело вновь — сотрясла дрожь! И ведь сам ужас, как и оторопь, во мне, как снаружи, так и внутри, произвёл не столько взгляд свысока, сколько сам взгляд. Чёрные глаза! Без какого-либо намёка — на белизну глазных яблок, цвет радужек или хотя бы блеск хрусталиков! И эти две бездны, две чёрные дыры — смотрели на и одновременно вновь сквозь меня, читая меня, как и ту же всё книгу: открыв телесную обложку и зря в душевную суть и корень! Ловя любую мою мысль. Такое же — и любое моё состояние… Каждый стук моего сердца! Зная — и все мои желания. Мечты… Все мои страхи! И это уже, будучи даже не притворённым, не то что и не озвученным, заставляло сжиматься как внешне, так и внутренне — всё крепче и крепче; и отводить глаза — насколько это вообще и в этой же всё ситуации было возможно. Но и вновь же всё было — напрасно! В попытке избавиться от ещё «вездесущих глаз» — я видела уже их проекцию: как на стенах, так и на полу. Пытаться забыть — вечно помнить. Они были просто — везде! И да, как атеист, я вполне могла спихнуть это всё — на линзы. Но уж и слишком правдивым и глубоким был их, глаз, цвет, чтобы посчитать их «пустыми стекляшками». Да и её же лицо — было на крышке и крыше кабины! Не рисунок. Настоящее лицо! И вновь — она смотрела на меня с улыбкой! Всё с той же «улыбкой» — растянутыми в голодном и жадном оскале губами.