Ирландцы были уже сильно пьяны. Окинув взглядом присутствующих, Лонерган отпустил несколько громких замечаний по поводу «макаронников», а когда в клуб зашли три девушки-ирландки вместе со своими ухажёрами-итальянцами, погнал их прочь, крича: «Возвращайтесь с белыми мужиками!»[21] Тут свет вдруг погас и раздались выстрелы. Посетители в панике бросились к выходу; раздались грохот опрокидываемых столов, звон разбитого стекла, женский визг... Прибывшая по вызову полиция обнаружила на улице бездыханное тело Аарона Хармса — лучшего друга Лонергана; кровавый след привёл внутрь, в танцзал, где возле механического пианино лежали сам Лонерган и наркоман Корнелиус Ферри по прозвищу Шприц: их убила явно не шальная пуля. Четвёртого, Джеймса Харта, нашли в нескольких кварталах от клуба: он, дважды раненный в ногу, полз по тротуару. Его отвезли в больницу, где он поправился, но на вопросы полиции отвечать отказался, сказав, что вообще не был в «Адонисе», а ранила его случайная пуля, выпущенная из проезжавшей мимо машины. Два остальных члена «Белой руки» словно воды в рот набрали. Тем не менее полиция арестовала семерых, включая Аля Капоне, но отпустила всех под залог от пяти до десяти тысяч долларов, и со временем дело было закрыто. (В Нью-Йорке Капоне не был знаменитостью, в газетах его имя упоминалось без комментариев). Анна Лонерган открыто заявила, что эта резня — дело рук «понаехавших»: американцы ирландских кровей ни за что не пошли бы на такое в светлый праздник Рождества Христова. Случайно это вышло или нет, но после смерти Лонергана «Белая рука» исчезла из Бруклина, и Фрэнки Йелю больше никто не мешал. Со стороны ирландцев, разумеется...
В общем, поездка удалась.
По возвращении тревожные симптомы обнаружились уже у Мэй. У неё и раньше бывали приступы мигрени, проблемы со зрением, но тогда это списывали на нервное переутомление из-за тревоги за сына и мужа. Теперь же она обратилась к доктору Дэвиду Оменсу, и тот обнаружил у неё сифилис. Врачу пришлось как следует припугнуть Мэй, чтобы заставить её пройти курс лечения в клинике Майо: а вдруг медперсонал проболтается и все узнают, что жена Капоне лечится от... ну, вы понимаете. Заразиться она могла только от одного человека. Значит, и Сонни так мучился от того, что подцепил заразу ещё до рождения — в утробе матери! Мэй сказала Алю о диагнозе, однако он отказался обследоваться и тем более лечиться. Тоже опасался огласки? Надеялся, что само пройдёт? Или просто было не до того?
