В его воображении рисуется это скорое прекрасное будущее, предсказанное еще великими пророками древности. Никто не сможет тогда заявлять своих прав на землю или любую иную собственность; но каждый будет своими руками возделывать землю и выращивать скот. Никто не получит больше земли, чем сможет сам обработать, и другие станут работать рядом с ним в любви и единении. А если кому-либо понадобится зерно, или скот, или продукты, он возьмет это со складов. Люди будут жить, как апостолы в первые века христианства: «И никто ничего из имения своего не называл своим, но все у них было общее».
Тогда каждый будет иметь пишу, и питье, и одежду, ибо что еще нужно человеку на земле? Гордость и злоба отомрут; все человечество станет свободным, а с ним и земля освободится от терниев, сорняков и бесплодия; сам воздух станет чище; дикие бури и ветры улягутся; животные не будут больше ненавидеть и пожирать друг друга. Закон справедливости и любви восторжествует во всем творении.
Так он писал, торопясь, переворачивая исписанные листы один за другим, соединяя пламенную веру прошлых лет с ясным пониманием законов мира сего, которое пришло к нему только недавно. Туманные библейские образы, пророчества, мистические откровения перемешивались с трезвым, удивительно глубоким для своего времени осознанием реального положения вещей. Не может быть справедливости и счастья на земле без равенства, без общего владения, без братской любви между людьми.
Но как должен совершиться этот великий переворот? Уинстэнли уже тогда с поразительной для своего времени прозорливостью понимал, что переворот этот не должен быть делом рук небольшой кучки людей, «которые вырвут тираническую власть из рук одних и присвоют ее себе». Жадная и гордая плоть может убить тирана и захватить в свои руки его власть, тогда все останется по-старому: богатые будут угнетать бедных, а бедные страдать под игом порабощения.
И Уинстэнли ищет — мучительно ищет истинного, единственно правильного пути и не замечает, что подчас противоречит сам себе, подчас впадает в крайности. То ему кажется, что надо ждать, чутко прислушиваясь в постоянной готовности, пока Христос сам не придет в души людские, не просветит их изнутри, не соединит их вместе, не поведет за собой. Но когда он думает о власти богатых и неправедных, угнетателей и паразитов на теле народном, гнев охватывает его и на память приходят зловещие ветхозаветные пророчества: «Плачьте и рыдайте, ибо золото и серебро ваше поест ржа, и не будет вам пощады…» Поистине, заверяет он, эти угрозы исполнятся буквально, и богачи лишатся всего, а их владения будут переданы народу. Но тут же, словно боясь причинить кому-то зло, оговаривается: «Я не хочу сказать, что какие-то отдельные люди отнимут принадлежащее их ближним добро путем насилия или грабежа, я это отвергаю…»
