Майский ордонанс о церковной дисциплине подавлял религиозную свободу, ощутимо урезал права и устремления «святых» — таких, как Уинстэнли, искателей истины. Против церковных властей, душителей свободы, направляет он острие своей критики.
Англиканские священники и узколобые пресвитерианские догматики связываются в его сознании с ветхозаветными иудеями, приверженцами буквы, а не духа Писания. Их служение богу сводится к внешним обрядам и церемониям. По существу, каждый верующий может делать то, что делают ныне священники и поставленные властями проповедники; но последние имеют власть насильственно навязывать свои взгляды и обычаи всем жителям Англии. И «посредством этой ублюдочной церковной власти, которая была порождена от блудодейства с царями земными, зверь правит и живет в пышности и великолепии, подобно роскошной шлюхе, сначала убившей, а потом растоптавшей ногами божьих свидетелей, ибо теперь она делает все, что хочет, она сидит как королева и не знает печали, ибо она имеет власть от царей земных». Установление лживой, сковывающей душу церковной власти и есть предсказанное в Апокалипсисе убийство двух свидетелей; не просто уничтожение их физического тела, но «умерщвление их действий и свидетельств путем осуждения, подавления и церковных законов: не позволить им действовать». А чтобы завершить эту утонченную пытку, правители и сильные мира сего «переворачивают Писание, которое свидетельствует о Христе, вверх дном».
Сторонники старых порядков и строгой церковной дисциплины «называют учение божье само по себе, без учения людей, — заблуждением». Они не позволяют человеку проповедовать, пока он «сперва не окончит их специальной школы и не будет говорить то, что он вычитал из комментариев, книг и древних авторов». Они объявляют, что любят бога, а сами убивают и угнетают мирных людей, не разделяющих их принципов. Они узурпировали власть бога и создают «директивы, ордонансы и церковные правительства, чтобы заставить каждого под страхом тюремного заключения и смерти… подчиниться им как божьим директивам, ордонансам и правлению…»
Так в сознании Уинстэнли, как и в сознании многих его современников, отвлеченные апокалипсические видения обретают плоть и кровь современной ему социальной и политической действительности.
Но эту действительность можно и нужно переделать. Времена исполнились; час избавления близок. Мотив близкого конца нынешнего мира и «наступления дня божьего» повторяется снова и снова. Страдать и терпеть гонения беднякам осталось недолго; правление зверя подходит к концу.
