Автоматические стеклянные двери распахиваются, и Патрисия невольно прикрывает глаза, когда холодный воздух омывает ее, счищая гнетущую жару, пот и убожество внешнего мира. В декорациях клуба Патрисия чувствует себя как дома. На стенах — безобидные пастельные картины в золотых рамах, на полу — безупречные узорчатые ковры. Пластиковые растения не умирают, не вянут, даже кончики листьев не желтеют, и с них ежедневно убирают пыль (не то что с люстры в доме Челси). Барбара Чатем как-то попыталась привести в клуб собаку-поводыря, и все были в таком шоке, что ей пришлось переехать, — вот насколько здесь чисто и аккуратно. Неудивительно, что Патрисия в клубе как рыба в воде.
— Доброе утро, миссис Лейн, — фальшиво улыбается молодой человек за стойкой регистрации. Патрисия едва приподнимает руку в знак приветствия и натягивает стандартную улыбку. Столько лет прошло! Она и сама забывает, что теперь она «миссис Лейн», а не «миссис Уортингтон» (и где-то в прошлом, еще до миссис Уортингтон, осталась молодая незамужняя мать с засаленным пластиковым бейджем «Пэтти» на груди).
Двери ресторана еще не открыли, и Патрисия чуть хмурится, прежде чем, спохватившись, возвращает на лицо улыбку и направляется в гостиную. Шум настигает ее раньше, чем открывается вид: в гостиной одновременно говорит множество женщин и их бормотание сливается в сплошной рокот:
— Я в самом деле думаю…
— Не стоит ли нам рассмотреть вариант того, что…
— Все в самом деле так, но, конечно, не мне решать…
По затылку пробегает дрожь. Что-то творится в ее королевстве, а она не в курсе. Патрисия сворачивает за угол и через распахнутые французские двери проходит в зал, куда набились ее знакомые, возглавляемые женщиной, которую Патрисия считала когда-то своей подругой.
— О, Пэтти, это ты? — Голос звучит как-то чересчур торжествующе. — Где же ты была?
Патрисия проходит в центр комнаты — и воцаряется тишина. Двадцать женщин изучают ее с ног до головы, их взгляды бегают по телу Патрисии, словно муравьи, выискивающие трещинку или изъян. Она высоко поднимает подбородок и одаривает их той самой отточенной улыбкой, призванной подчеркнуть, что люди, у которых есть власть, никогда не оправдываются.
— Пришла бы раньше, если б знала, что ты планируешь вечеринку в мою честь, Карен, — почти мурлычет Патрисия.
— У нас экстренное совещание, — поясняет Линн. Голос у нее какой-то сдавленный. — По поводу цветов.
Карен сердито смотрит на одну из своих приспешниц, но ничего не говорит. Патрисия приподнимает бровь, молчаливо требуя объяснений.
