Когда он наконец решился рассказать о своей ошибке остальным мужчинам, все нервно засмеялись и легко простили товарищу то, что договорились считать невольным прегрешением.
– Ты был очарован, – провозгласил Саймон Мерсер.
– Несомненно, ты пал жертвой темной магии, – согласился Отто Бирх.
– Она, должно быть, шептала над твоим одром болезни заговоры, – предположил Мак Форгетт, – или опоила тебя зельем.
– Боже, какое может быть иное объяснение! – воскликнул начальник порта. – Разделить ложе с такой женщиной? С подобным созданием? Временное помешательство, не иначе!
Благодаря судьбу за то, что ведьма не положила глаз на них, остальные семеро предпочли забыть, что она спасла их товарищу жизнь, и понадеялись, что она уйдет с острова своей дорогой если не в тот же день, то уж, по крайней мере, до прибытия их жен и детей.
Себастьян Фарс не мог так же легко этого забыть, и его начали снедать мрачные мысли.
Он не мог заснуть ночью, поэтому лежал и думал. Если Рона могла колдовать над ним, если ее чары и наговоры исцелили его, разве из этого не следовало, что она с такой же легкостью могла использовать свою черную магию ему во вред? Во вред его жене? Его детям?
Рона ни о чем таком не думала. Но она чувствовала, как растущая паранойя Себастьяна Фарса пускает корни в ее мозгу, как живучий сорняк. В скором времени этот мужчина – которого она пригрела в собственной постели, кормила едой, приготовленной собственными руками, и окропила собственным потом – начал представлять себе, как ее труп плавает в озере лицом вниз. Рона поражалась, как быстро его страх и вина переплавились в ненависть и презрение.
Лето шло своим чередом: дни были жаркими, а ночи – и того жарче. Потом пришла осень и окрасила все деревья на острове в золотистые тона. В конце октября, проснувшись, все увидели, что землю впервые припорошило снегом. А потом, ровно год спустя с того дня, как Рона прибыла на остров, Себастьян Фарс решил взять дело в свои руки.
– Если мы хотим очистить от нее остров, – сказал он своим братьям по оружию, – мы должны сделать это немедленно, пока она не успела отравить души наших жен и дочерей. И пока наши сыновья не пали жертвами ведьминских козней.
Они двинулись в наступление, вооруженные огнестрельным оружием и факелами, невежеством и страхом. Их страх пролился на горящий дом Роны дождем и осел как пепел. Он не дал им увидеть, что языки пламени только ласково лизали ей бока, как шершавый язык дикой кошки. Они не увидели, как она легким шагом выскользнула из задней двери вместе со своими псами, как их пули лишь протыкали ей кожу и плавились, стекая на землю ручейками жидкого свинца. Они не видели, как она стояла, укрывшись среди деревьев, темной тенью в ночи, а низкий рык ее псов звучал как отдаленные раскаты грома. Баюкая укрытый под юбками растущий живот, Рона смотрела, как первая восьмерка сжигает ее дом дотла.
