– Так это же Фэйт! Как она?
– Точно, Фэйт. Да странная какая-то… Я с ней говорю, а она не отвечает, будто и не видит меня вовсе. Ходит, поет какую-то песню, которую я прежде не слышал. Сверток я толком не разглядел, но, по-моему, это ребенок. Совсем маленький.
«Младенец из Академии, – догадался Аннев. – Но как ей удалось забрать его из яслей знающих? И где остальные девушки?»
Он перевел взгляд на Шраона. Кузнец кивнул:
– Брайан, Титус, идите с мастером Фином и попробуйте привести Фэйт. Мы позаботимся о бедняжке. Может, нам удастся получить ответы на кое-какие вопросы.
– Сделаем, – пробасил Брайан, энергично тряхнув головой.
Он жестом подозвал к себе Титуса и поднял с земли свой молот.
– Я с вами! – воскликнул Терин и бросился следом.
Когда все четверо скрылись за деревьями, Шраон повернулся к Анневу и, взглядом показав на лежащую в телеге куропатку, произнес:
– Это твой завтрак, Аннев, но было бы добрым делом отдать его девочке. Ручаюсь, что она здорово проголодалась.
– Согласен.
Кузнец подмигнул ему единственным глазом:
– Ты молодец, парень. Потерпи до Банока – там купим тебе чего-нибудь поесть. – Он покачал головой. – То, что девочка выжила, – настоящее чудо. Как знать, может, она не единственная.
Тут Шраон задержал взгляд на массивной перчатке, скрывавшей левую руку Аннева, и задумчиво поскреб подбородок. Аннев инстинктивно сжал пальцы в кулак, и кузнец поспешно отвернулся, сделав вид, что ничего не заметил.
– Ты прав, – пробормотал Аннев. – Я отойду ненадолго, ничего?
Потирая перчатку, черную от сажи, он торопливо зашагал к краю поляны. Даже под толстой кожей он отчетливо ощущал выступающие золотые костяшки и очертания боевого молота, парящего над дымящейся наковальней, – символ бога крови земной. Аннева пробрала дрожь.
Длань Кеоса. Рука, забравшая сотни тысяч жизней на Совете Кеокумота и сражавшаяся с моим предком Бреатанасом в Возгарской битве. Рука самого бога зла теперь часть меня… и я не знаю, как от нее избавиться.
Спустя несколько минут из леса показались Брайан с ребятами. Среди них Аннев увидел тоненькую фигурку Фэйт. Как Фин и говорил, девушка несла какой-то сверток, который она баюкала, словно плачущего младенца.
До Аннева донеслась незнакомая ему мелодия, столь печальная и прекрасная, что у него сжалось сердце. Голос Фэйт звучал хрипло, глаза остекленели, – наверное, она бродила всю ночь, не умолкая ни на секунду.
– Здравствуй, милая, – тепло произнес Шраон. – Далеко же ты оказалась от родного дома. Как ты себя чувствуешь?
