– Расскажи мне ту историю про твою маму на озере Квейк, – попросила Ирен, плюхаясь в шезлонг. Она перекинула свои длинные ноги через подлокотник, так что тяжелые и липкие от смолы тапки едва держались на кончиках пальцев.
Я устроилась прямо напротив нее и попыталась усесться по-турецки, только вот солнце так раскалило плиты патио, что ноги у меня просто пылали. Пришлось сменить позу: подтянуть коленки к груди и обвить их руками. Чтобы разглядеть Ирен, мне приходилось щуриться, но даже тогда все, что я видела, – это какой-то смутный темный абрис и огромный белый шар, в который превратилось солнце, скрытое ее головой.
– Маме суждено было погибнуть в 1959 году во время землетрясения, – начала я, прижимая ладонь к плитке и тем самым перекрывая путь черному муравью, который что-то куда-то тащил.
– Нет, не так же начинается. – Ирен позволила шлепанцу соскользнуть с ноги. Потом сбросила и второй, чем напугала муравья, решившего, что лучше ему с нами не связываться.
– Ну вот сама и рассказывай. – Я попробовала загнать муравья себе на палец, но он замер. Окаменел. А потом все-таки отправился в обход.
– Ну давай, – сказала Ирен, – не будь такой задницей. Давай так, как всегда.
– Был август. Мама с бабушкой, дедушкой Уинтоном и тетей Рут пошли в поход. – Я нарочно говорила без всякого выражения, да еще и слова тянула, как мистер Обен, учитель, которого презирали чуть ли не все пятиклашки.
– Ой, нет. Знала бы, что такой отстой выйдет, не просила бы. – Ирен вытянула ногу и попыталась кончиком большого пальца подцепить упавший шлепанец.
Я оттолкнула оба шлепанца туда, где ей их было не достать.
– Ладно, детка, ладно. Слушай же. Однажды они пошли в поход к Йеллоустоуну. Собирались встать лагерем у Рок-Крика. В тот день они уже начали устраиваться.
– В какой день? – спросила Ирен.
– В какой-то августовский день, – отозвалась я. – Я должна бы помнить, но что-то забыла. Бабушка Уинтон занималась обедом, мама с тетей Рут ей помогали, а дедушка собирался на рыбалку.
– Расскажи про удочку, – потребовала Ирен.
– Я и собираюсь, если ты перестанешь меня перебивать, – огрызнулась я. – Мама всегда говорит, что, если бы дедушка успел закинуть свою удочку, они бы остались там. Им бы не удалось заставить его и стронуться с места. Коснись она воды – и все.
– Ой. У меня до сих пор мурашки по телу всякий раз, как начинается эта часть. – В доказательство она протянула мне руку, но, как только я дотронулась, между нами словно искра пробежала, и я тут же отстранилась. То, о чем мы обе знали, напоминало о себе.
