Искусство, человек, государство. Государство, искусство, человек. Человек, государство, искусство. В человеке всё должно быть прекрасно и готово к войне.
Нужно учить русскую народную речь. В связи с чем нахожусь под навесами рынка имени Чайковского. Были Артур, Герман, Павел, другие. Чайковский никогда не бывал во Владимире, но памятник ему стоит. Он дружил с Танеевым. Памятник Танееву стоит у филармонии. Но мы отвлеклись. Итак, мы под навесами рынка Чайковского. Ночь, кто-то играет в нарды, кто-то – в домино. Кто-то пьет пиво, кто-то водку. Всё нормально. Спокойной ночи.
Театр еще существует. Нужно ходить в театр. Даже если это бессмысленно.
Страна большая. Проблем хватает. Их всегда было много. Впрочем, всё под контролем. Есть развитие. Есть инакомыслящие. Есть СИЗО, тюрьмы, прочее. А вы кто такие с вашими претензиями?
Нас ожидает Ренессанс. Готического стиля. И страсти по Матфею. И уличные беспорядки. И прочее. Никто не звонит, не приходит. Что ж. Ничего не поделаешь. Но вот кто-то звонит. Но связь кончилась. Кончилась связь. Деньги кончились. Что ж. Связь еще восстановится. Мы еще встретимся. Зрелища есть, но нужно сходить за хлебом и прочим. Оттепель, туман, темно. Нужно было раньше выйти. Никто не трогает тебя. Ничто не трогает.
В аудиторию входит доцент. Долго и пристально смотрит на студентов, подходит к окну и смотрит в окно. Потом с трудом и не без отвращения произносит слово «экзистенциализм», после чего уже более легко говорит о соцреализме. Он был парторгом Литинститута.
Ехали ночным поездом. У меня украли чемодан. Разместились в общежитии. Работали от зари до зари. В глазах темнело. Наступила осень. Сады облетали. Яблоки мы повезли продавать в Омск. Там была уже зима. На заработанные деньги я купил костюм и женился.
Хочется сделать что-нибудь из металла, что-то полезное и красивое, и я сделал из желтой жести заколку для волос, и она была похожа на золотую, и я подарил ее N и сказал, что она золотая, и она сначала поверила, а потом обиделась, но мы продолжали встречаться, а потом поженились. В процессе дальнейшей жизни я продолжал и продолжаю выдавать жесть за золото, и что-то изменить уже вряд ли возможно.
