— Вот, сама погляди.
Я полистала. И зависла.
Марьиванна еще что-то говорила мне, а я сидела с отсутствующим взглядом. Сердце глухо бухало, отдавая в висках: Иван Тимофеевич соврал. Меня окружают лжецы.
— Лида, что случилось? — наконец, заметила мое состояние классная.
— Мне позвонить надо, — пробормотала я, резко вставая. — Где здесь телефон?
— Какой еще телефон? — удивилась Марьиванна. — Телефон в сельсовете только. Но он закрыт, выходной же.
Я расстроенно сникла — не доживу до завтра, внутри все аж кипит.
Увидев, как я расстроилась, Мариванна решительно сказала:
— Ладно, пойдем-ка, сегодня сельсовет сторожит Никитин.
— А он пустит? — усомнилась я.
— Так Алёша — мой ученик, — пожала плечами Марьиванна, мол, еще чего. — В нашей деревне все — мои ученики.
…
Я набрала знакомый номер.
Трубку долго не брали, наконец, издалека, сквозь треск послышался голос Ивана Тимофеевича:
— Алло? Слушаю! — закричал он в трубку.
— Иван Тимофеевич, это я, Лида Горшкова, — сказала я.
— Что? Алё! Алё! Лида? Лида, это ты?! Что случилось? — в голосе соседа отчетливо послышалось беспокойство.
— Иван Трофимович, а ведь Нора Георгиевна никогда Бальмонта не переводила, да?
— Ну, конечно нет! — Иван Тимофеевич расхохотался, весело. — Это же наш, русский поэт. А переводы он сам делал. Прекрасные, между прочим, переводы.
— Зачем же вы меня обманули? — молвила я, помертвевшими губами.
— Ну, во-первых, чтоб ты успокоилась и не ругалась из-за ерунды с Риммой Марковной, я-то думал — пошучу, мы посмеемся и всё. Кто бы подумал, что ты на филолога поступила, а таких вещей не знаешь, — уел меня сосед и уши мои запылали.
— Так Нора Георгиевна не переводчик?
— Переводчик, почему же?! Просто переводила она другое. Да сама у нее спроси.
В трубке пошли гудки…
Марьиванна посмотрела на меня, с тревогой:
— Лида, что случилось?
— Да понимаете… — неожиданно для самой себя я выложила пожилой учительнице все, и как взяла Римму Марковну домой, и как она сперва старалась, все готовила, а потом Светку взяла, практически поставив меня перед фактом, и про войну ее с Норой Георгиевной, и про переводы Бальмонта, о которых наврал мне Иван Тимофеевич… в общем — все рассказала.
— Лида, Лида, совсем ты запуталась, — покачала седой головой учительница. — Ты циклишься на каких-то дрянных мелочах, вместо того, чтоб зреть вперед, в будущее.
— Но ведь Римма Марковна…
— Лида, дружба — не услуга, за нее не благодарят. Воспринимай Римму Марковну какая она есть.
