Да уж. Облом капитальный.
Если честно, я расстроилась. Из-за своего поведения.
В этот раз я ошиблась. Сильно ошиблась.
Моя ошибка в том, что я во всем пытаюсь оперировать мерками двадцать первого века, когда за любым чихом стоит только выгода. А в это время люди могли что-то делать просто так, по зову сердца. Или из чувства долга. И это было нормально. Даже не так: это было вполне обычной обыденностью. Подвигом не считалось.
Как же мы оскотинились в моем времени, что даже обычные человеческие поступки воспринимаем как меркантильную далеко идущую стратегию! И во всем видим только выгоду и двойное дно.
Стыдно… как же стыдно…
Конфликты дома, суета на работе не отменяли того, что сегодня я должна поступить (или не поступить) в институт.
Собеседование началось ровно в двенадцать.
В свежевыкрашенной аудитории пахло дрянной пудрой производства фабрики «Свобода», нафталином и знаниями. За длинным-длинным столом сидело пятеро: интеллигентные дамы разного, но неопределенного возраста, и плешивый мужчина с зачесанными кверху полужидкими прядями цыплячьих волос.
Чуть в стороне пристроилась знакомая ревнительница статистики из секретариата. На меня она взглянула вполне благосклонно.
Ну что ж, будем считать это вполне себе хорошим знаком.
Я устроилась напротив экзаменационной комиссии и приготовилась биться до последней капли крови или умереть, не опозорив профрепутацию депо «Монорельс».
— Ну-с, милочка, приступим, — изобразил улыбку плешивый, после того, как секретарь зачитала мое фамилиё-имя-отчество-и-все-остальное.
И мы приступили.
Первый вопрос задала винтажная дама в накинутом на плечи ажурном палантине, сколотом у горла огромной камеей:
— Аллитерация, ирония, эпитет — какое из этих средств выразительности не является лексическим?
Я ответила, пока вроде нетрудно.
Затем вторая, в бархатном платье с рюшевым кипенно-белым воротником предложила проанализировать выражение «солнце улыбается».
Я проанализировала. Дамы переглянулись, но вроде вполне благосклонно.
Пока все идет хорошо.
А потом, третья дама, во взбитом, как безе, парике и в перламутровых бусиках, спросила:
— А скажите, Горшкова, к какому функциональному стилю речи, на ваш взгляд, принадлежит этот текст? — она открыла толстую чуть потрепанную книгу и хорошо поставленным голосом выразительно зачитала: «…Настоящий политработник в армии — это тот человек, вокруг которого группируются люди, он доподлинно знает их настроения, нужды, надежды, мечты, он ведет их на самопожертвование, на подвиг
