Наконец, откашлявшись, Горшков вдохнул воздух, брезгливо отбросил мельхиоровую ложечку, и с натугой просипел:
— Ты-ы-ы…?
Отрицать очевидное было глупо, поэтому я просто кивнула.
— Что-о тебе надо?! — возмущенно вскинулся лидочкин почти бывший супруг и взмахнул пухлыми парафиновыми руками.
— Развод. — Жестко припечатала я.
— Эм-х-м-х-м…, — сокрушенно промычал Горшков и с внезапной надеждой покосился мимо меня.
Поневоле я обернулась: за спиной торчала встревоженная Элеонора Рудольфовна, чутко прислушиваясь к нашему разговору.
Встретившись со мной взглядом, лидочкина почти бывшая свекровь осознала, что ее засекли и ринулась спасать Горшка с отчаянием курицы, которая защищает цыплят от злобного коршуна (в данной аллегории роль злобного коршуна, однозначно, отводилась именно мне).
— Мерзавка! Посмела прийти! Вон отсюда! — заверещала она.
— Так! — сказала я, сграбастала ее за шиворот стеганного халата и вытолкнула за дверь.
Дверь со стуком захлопнулась, и из коридора донеслись возмущенные крики. Потом забарабанили.
Мне было уже плевать.
Окончательно поправ этикет и пренебрегая родственными чувствами, я круто развернулась и нависла над Горшковым, который все это время глупо хлопал глазами и не делал никаких попыток разрулить ситуацию хоть как-то.
— Горшков! — гаркнула я.
Горшков икнул и затравленно посмотрел по сторонам.
Но на этот раз никто не пришел ему на помощь, и я продолжила давить, еще более грозно:
— Ты зачем, скотина, заявление о разводе забрал?!
Горшков побледнел и сник.
— Ты почему меня в известность не поставил, гад?!
Горшков покраснел и машинально подтянул одеяло повыше, к подбородку.
— С какой стати ты единолично принимаешь решение, за меня?!
Во время этой тирады лицо Горшкова менялось от бледно-синеватого до ярко-пунцового и обратно, словно у пугливой камбалы или хамелеона. Отвечать он явно не собирался, поэтому я продолжила, с нажимом:
— Горшков, мы все равно разведемся, хочешь ты этого или нет. Не желаешь по-хорошему — пойдешь через суд. Осознай своей тупой башкой — для тебя это хреновый вариант! Это плохо повлияет на твое вступление в Партию! Уж я прослежу!
(о своих партийных планах я скромно умолчала).
Горшков побледнел опять.
— Так, — я раскрыла сумочку и вытащила блокнот. Горшков наблюдал за мной с все возрастающим беспокойством.
Выдрав из блокнота листок, я швырнула его в Горшкова:
— Пиши!
— Что? — дернулся почти бывший лидочкин супруг.
— Заявление пиши! — рявкнула я.
— Ручки нету, — с плохо скрываемым злорадством сообщил Горшков.
