— Я не буду фамилию менять, — сказала я.
— Да ты что! — всплеснула руками Римма Марковна. — Как так-то? Где это видано, чтобы муж и жена на разных фамилиях в семье жили? Что люди скажут? Ты об этом подумала?!
Я молча пожала плечами.
— А как же Светочка? — продолжила возмущаться Римма Марковна, — она же скоро в школу пойдет! Да ее же все дети дразнить будут, что у нее мать и отец на разных фамилиях!
— Римма Марковна, — сказала я, — мы этот вопрос с Валеевым обсудим.
— Правильно! И обсуди! — кивнула Римма Марковна. — Обсуди! Я уверена, что он тебе задаст!
— Так Юлия теперь не будет претендовать на квартиру? — задала я животрепещущий вопрос, чтобы переключить бойкую старушку (опять метод Шалва Амонашвили рулит!).
— Да что ты! — гневно раздула ноздри Римма Марковна, — поверь, эта профурсетка всем еще покажет! Я таких знаю!
Кстати, надо-таки отдать должное Римме Марковне, что купленный в Кисловодске фарфоровый сервиз она опять благополучно не отдала.
А поздно вечером Валееву стало плохо. Приехал его лечащий врач, старенький профессор, долго колдовал над ним, ставил капельницу…
Римма Марковна суетилась, то грела и носила воду, то украдкой плакала, когда думала, что никто не видит.
В тревоге прошло часа два. А потом Валеева отпустило.
Мы вздохнули с облегчением. А доктор оставил кучу лекарств и инструкций, и уехал.
Примерно через полчаса я осторожно заглянула в кабинет к Валееву убедиться, что все нормально (мы договорились с Риммой Марковной дежурить по очереди, сперва я, так как я сова, а потом — она, так как она легко встает хоть в пять утра, хоть в четыре).
Валеев спал в кабинете. После того, как в его квартиру въехали Римма Марковна со Светкой и их поселили в гостевой комнате, где был большой диван и раскладные кресла, затем сюда попала я и мне была отдана спальня, а сам Валеев перешел спать в кабинет, где тоже был диван.
Так вот, я заглянула в кабинет. Валеев лежал с открытыми глазами и смотрел в потолок. Видимо, как я не старалась, либо дверь, либо половица чуть скрипнула, и он перевел взгляд на меня.
— Заходи, — посиневшими губами шепнул он.
Ослушаться я не посмела (ему сейчас вообще нельзя волноваться) и вошла.
— Как дела на работе? — спросил он еле слышно.
И я поняла, что ему просто не хочется оставаться одному. Я немного поболтала о том, как девочки из копировального перепутали документы и как Акимовна бегала орала на них, в общем, всякую чепуху несла, лишь бы только говорить.
