Мне даже не приходится изображать ошалевший вид:
— Зачем? Как надолго? И как это понимать?
— Поскольку я сейчас отделила собственный офис от мужа, люди туда пришли новые. — Тика меня не слышит. Кажется, ей важнее высказаться самой. — Не выдрессированные. Сегодня, вот только что, после старта терапии они не исполнили мой приказ не спускать с неё глаз.
— Знаете, здесь мне становится страшно. Мать, как вы говорите, изолирована. Управляете процессом вы, ваши люди вас не слушаются. Я ничего не упускаю? При этом вы являетесь к концу моих школьных занятий, чтобы мне об этом сообщить.
— Вот я и говорю: не знаю, с чего начать, — женщина убедительно изображает проколотый воздушный шарик.
— Зачем вам понадобилась изоляция моей матери? Чего вы хотите?
— Ты в курсе, что её алкоголизм балансирует на стадии деградации личности? А может, даже и не балансирует уже, надо дообследовать.
— Я не силён в традиционной медицине. Насколько помню, там, откуда я родом, единой классификации по теме не было: наркологи разных стран даже между собой спорили.
— Она пьёт, как деградант!
— Да я уже заметил... — неожиданно для себя рассказываю ей наш ночной инцидент. — Хорошо, что девчонки отнеслись с пониманием: вообще сделали вид, что ничего страшного не случилось.
— А ты? — она внимательно смотрит на меня.
— А мне сквозь землю провалиться хотелось! Уже молчу на тему, как нам дальше жить с такими концертами.
— Я была у вас утром, сразу после твоего ухода. Совсем немного разминулись у подъезда. — Неожиданно признается мать Миру.
— И?
— Хотела поговорить с Натали лично, без тебя.
— По поводу?
— Ваше гражданство. Моё твоё опекунство. Твоя учёба. Ваш прожиточный минимум с учётом того, что на неё рассчитывать не приходится. — Хамасаки-старшая медленно вдыхает и шумно выдыхает. — Перевод наших с ней отношений в какой-нибудь цивилизованный формат — коль скоро у нас с ней общий ребёнок.
— Теперь мне весело, — я правда улыбаюсь. — Звучит занятно.
— А жизнь вообще чертовски занятная штука, — сердито парирует японка. — Чтобы ты себе ничего не выдумывал, на, смотри!
Мне на внутренний интерфейс приходит файл. Впечатление как будто человек держит камеру на переносице.
Вот она входит в подъезд и квартиру (по сканеру мажет рука с ногтями Тики). Вот под одеялом в спальне обнаруживается Наталья Седькова, причём в таких физиологических нюансах, что я тороплюсь выпалить:
— Мои вам извинения!
— За что? — невесело вздыхает старшая Хамасаки.
