Парень быстро пролистывает рисунки, показывая мне разные варианты, наконец его указательный палец останавливается на одном из них.
— Орлиные крылья особенно популярны.
Он мог бы добавить: какой же мужчина не мечтает быть хищной птицей, чтобы одному парить над миром, над озерами и болотами в поисках добычи?
Вместо этого он говорит:
— Вам явно нужно время.
И поясняет, что в кресле за занавеской у него другой клиент и сейчас он как раз заканчивает национальный развевающийся флаг с растушевкой.
Он понизил голос:
— Я предупредил его, что флагшток согнется, если он прибавит хотя бы пару кило, но он все равно настаивает.
Я собирался заглянуть к маме до того, как она ляжет спать, и поэтому хотел закончить все дела в салоне побыстрее.
— Я тут подумал, пусть будет дрель.
Даже если мой выбор и стал для парня неожиданностью, он не подал виду и начал искать нужную папку.
— Дрели у нас, наверное, вот здесь, среди электроприборов. Она точно не сложнее того четырехколесного велосипеда, который я делал на прошлой неделе.
— Нет-нет, это была шутка, — признался я.
По его серьезному виду очень трудно понять, обижен он или нет.
Я покопался в кармане, достал сложенный листок, разгладил и протянул ему. Повертев листок туда-сюда, он поднес его к свету. Мне явно удалось его озадачить, и он не мог скрыть сомнения.
— Это что, цветок?
— Лотос, — отвечаю я без тени смущения.
— И только один цвет?
— Да, только один цвет — белый. И никакой тени.
— И никакой надписи?
— Никакой надписи.
Он собрал папки, сказал, что сможет сделать цветок без трафарета, и включил машинку.
— И где вы хотите?
Он уже собрался обмакнуть иглу в белую жидкость.
Я расстегнул рубашку и указал на сердце.
— Сначала нужно сбрить волосы, — говорит он, выключая машинку. — Иначе цветок затеряется в дебрях.
Государством зову я, где медленное самоубийство всех называется «жизнь»
Самая короткая дорога в дом престарелых лежит через кладбище.
У меня всегда было предчувствие, что пятый месяц года станет последним месяцем моей жизни, и в дате последнего дня тоже будет пятерка, если не 5.5, то 15.5 или 25.5. Это будет мой день рождения. Утки тогда уже спарятся, прилетят кулики. Я перестану существовать под пение птиц в цветущем весеннем мире без ночей.
Будет ли мир тосковать по мне? Нет. Станет ли беднее без меня? Нет. Спасется ли мир без меня? Да. Стал ли мир лучше с моим приходом? Нет. Что я сделал, чтобы он стал лучше? Ничего.
Иду и размышляю, как бы одолжить у соседа охотничье ружье. Просто попросить, как просят, например, удлинитель? А на кого охотятся в начале мая? Ведь не стреляют же прилетевшего гонца весны или утку, сидящую на яйцах. Может, сказать, что собираюсь застрелить нахала, который не дает мне спать в моей квартире под крышей многоквартирного дома в центре города? Но Сван знает, что я не охотник. Наверное, лучше было бы все-таки пойти одному в горы, стоять там в ледяной реке в высоких сапогах, чувствовать холод, плотной стеной окружающий тело, и гальку на рыхлом дне у берега, а потом как река быстро уносит почву у меня из-под ног, дно становится глубже и исчезает, пока я смотрю в сверкающий водоворот; тогда не придется стрелять из ружья. С последней рыбалки я привез домой две форели, разделал на филе и пожарил с луком, растущим в горшке на балконе. После того как Сван уговорил меня пойти на «Крепкий орешек 4.0», он также знает, что я не выношу никакого насилия. И в кого же стрелять в мае, кроме самого себя? Или в другого
