— Просто какие-то приятельницы Авроры полюбопытствовали у нее, не в поиске ли ты сейчас. Она спросила меня, и я ответил, что нет. Затем они поинтересовались у Авроры, нет ли у тебя женщины, она осведомилась у меня, и я ответил «нет». Тогда они захотели узнать, ходишь ли ты в кафе или в театр, и я сказал, что не ходишь. Когда они спросили, читаешь ли ты книги, я ответил Авроре «да», и она передала мой ответ приятельницам. Это их, похоже, заинтересовало, и они захотели узнать, какие книги ты читаешь, и я сказал, что романы и стихи, тогда они спросили, исландские или переводные, я предположил, что и те, и другие.
Неожиданно для себя я говорю:
— Я тут подумал, а не мог бы ты одолжить мне охотничье ружье. На выходные.
Если его и удивила моя просьба, виду он не подал. Напротив, утвердительно кивнув, снял фартук и повесил его на спинку стула, будто уже давно ждал, что я заговорю об оружии. Сван исчезает в гостиной и, судя по звукам, отпирает шкаф. Я тем временем рассматриваю две фотографии на холодильнике: на одной из них Сван в шерстяном джемпере рядом с собакой, на другой — Аврора в компании улыбающихся женщин. Они в походной одежде и обуви, полгруппы на корточках, как на фотографии футбольной команды. Вскоре возвращается Сван с ружьем и ставит его у стены рядом со шваброй. Кивает в сторону фотографий:
— Когда трейлер будет на ходу, мы с Авророй сможем останавливаться у любого звенящего ручья.
Затем он снова садится за стол напротив меня и наливает себе второй стакан молока.
Говорит, мол, есть у него подозрение, что Аврора начала читать стихи.
— Когда я вчера вечером протискивался мимо нее в ванную, она сказала, что я заслонил ее горизонт.
Он потряс головой.
— Иногда мне кажется, что лучше думать об Авроре, чем когда она рядом. Она бы никогда этого не поняла.
Опершись локтями на стол, он закрыл лицо руками и говорит теперь со мной между пальцами:
— Авроре невдомек, что в человеке много всего намешано. Что у меня есть чувство красоты. На мокрый асфальт из машины течет масло, а ты мечтаешь о совсем другой жизни.
Я встаю и беру ружье, Сван провожает меня к выходу. Держу ружье под мышкой стволом вниз.
Наверное, нужно признаться ему, что я не собираюсь становиться старше?
Или он это сам подозревает?
А что, если попросить Свана назвать причину, по которой мне нужно продолжать свой жизненный путь. Хотя бы одну, но можно и две. Я бы объяснил, что запутался.
Вероятно, он бы ответил, что хорошо меня понимает, что тоже не знает о себе, кто он. И даже обнял бы меня, стоя на пороге. В дверном проеме его почти стокилограммовое тело в футболке с короткими рукавами и в приталенных брюках смотрелось, словно в картинной раме, хотя и не помещалось в нее из-за выпиравшего живота. Два мужика среднего возврата обнимаются на ступеньках пятого числа пятого месяца?
