- А что, - говорил он, озорно подмигивая ошалевшему московскому мальчику из интеллигентной семьи, - слабо со мной на двоих четверть распить, к примеру?
И сопя, выволакивал из нижнего отделения серванта от стенки "Любляна" гигантскую бутыль водки на лимонных корках или перце, от одного облика которой у интеллигентного мальчика делалось нехорошо в кишечнике. Надо отдать должное, седоусый Карп Федорович упаивал молоденьких кавалеров дочери очень аккуратно, не доводя их до того состояния, когда их пришлось бы класть ночевать на кухне у тазика. Основную часть ужасного напитка принимал вовнутрь он самолично, после чего чрезвычайно веселился и спрашивал:
- Ну шо, молодой казак, и тебе, вижу, не любо то безобразие, шо у нас нынче происходит? Так шо же, поработаем шашечкой, покрошим супостатов, когда будет на то воля Господня?
При этом Карп Федорович выразительно помахивал рукой, что выглядело особенно устрашающе на фоне висящей на стене в гостиной казацкой шашки, которая, конечно же, не досталась в наследство, а была приобретена по случаю у неизвестного пьющего джентльмена (как выражался в таких случаях Уэлдон) за двадцать пять рублей. Ирина всякий раз тщетно рыдала и просила папу не требовать от ироничных и пугливых московских мальчиков быть казаками-супердержавниками и орудовать шашечкой, а также безобразно жрать водку; но Карп Федорович имел свой взгляд на то, каким должен быть настоящий мужчина...
Когда Ирина вышла замуж за Уэлдона, Карп Федорович несколько съежился. От инженера, разведчика и магистра философии Рональда Рекса Уэлдона уж никак и ни под каким видом нельзя было требовать, чтобы он был настоящим казаком, стал махать шашкой и пить водку декалитрами. Но, хотя кризис начала 90-ых годов больно ударил по заработкам стареющего Карпа Федоровича, он решил держать марку до последнего. Всякий раз, приходя с женой в гости к дочери с зятем, он притаскивал пузатую бутылку дорогого виски. Рональд Уэлдон, со своей стороны, тоже старался держать марку и пил наравне с тестем, но отпивал такими малюсенькими глоточками, что у Карпа Федоровича при виде этого щемило сердце и пропадало всякое удовольствие.
Мама Ирины, смирнейшая Лариса Александровна, происходила из скромной русско-еврейской семьи, и казалась настолько незаметной, что в молодое время Карп Федорович, выпив свое в компании, даже прямо при жене мог делать откровенные предложения полюбившимся красоткам. Лариса Александровна всегда молчала, Ирина с детства привыкла к этому безмолвию матери и немножко её презирала. В глубине души Ире было и стыдно её и жалко. Мама ей попалась очень хорошая, добрая - но и никакая. С отцом, по крайней мере, не соскучишься и не пропадешь.
