— Да! — кивнула секретарь. — Там сейчас молодой Ротёмкин. Два дня уже.
О том, что у Ротёмкина был двадцатилетний сын, Корозов слышал, но никогда не видел его. Приподняв брови, спросил упругим голосом:
— Как его зовут?
— Егор, — улыбаясь, произнесла секретарь, придвинулась к двери и приоткрыла. — Входите.
Напружинившись, Корозов твердой походкой ступил в кабинет. Ничто внутри не изменилось, все было как прежде, лишь за столом возвышалось молодое растерянное лицо. Неопытность била по глазам. Лицо всем своим видом произносило: «Ну ничего не понимаю! Не знаю, что делать!» Озадаченно посмотрев на вошедшего, Егор, худощавый, как отец, с большими голубыми глазами, чувственными губами, высоким лбом, вьющимися русыми волосами и неширокими плечами, сидел прямо. Распахнул глаза, не зная, кого видел и зачем незнакомец пожаловал сюда. Рубашка на нем такого же цвета и фасона, какие Глеб прежде видел на его отце. Первое впечатление у Корозова возникло, что сын внешне старался походить на отца. Определенно, Егора так и подмывало спросить у секретаря, зачем она пропустила к нему этого высокого, плотного сложения человека с папкой в руках, когда ей было четко сказано, чтобы никого не впускала, пока он будет изучать бумаги. Но она даже не заглянула в двери, ничего не объяснила, а спрашивать по телефону у нее в присутствии постороннего парню было стыдно. Два дня он уже сидел, зарывшись в бумаги, а ни на шаг не продвинулся вперед. Вместе с тем не решался вызвать к себе бухгалтера, потому что, когда та начинала ему что-то объяснять, он чувствовал только одно желание: поскорее избавиться от всего этого и никогда больше не слушать подобное. Чувствуя себя неумелым неудачником, Егор сконфуженно раскрыл рот, чтобы спросить, что посетителю нужно, однако Корозов опередил, подходя к столу.
— Меня зовут Глеб Корозов, — сказал он, протягивая крепкую руку. — Давайте познакомимся, молодой человек. Мне секретарь уже сказала, что ваше имя Егор.
Поднявшись из кресла, парень тоже протянул руку. Был он высок, как его отец и как Глеб, только худой. На скулах симпатичного лица играл румянец смущения. Взгляд голубых глаз был чист, как яркая голубизна безоблачного неба. Корозов сжал его узкую худую руку, полностью забирая ее в свою ладонь, подумав, что у старшего Ротёмкина рука была ненамного больше. Румянец со скул Егора пополз по щекам, и Глебу показалось, что именно так в приемной недавно краснела секретарь.
