— Дмитрий Алексеевич, вы имеете полное право отказаться, — с намеком произнес он. — Василий Емельянович — не тот человек, который может требовать чего-либо от вас.
— Оставьте нас наедине, Андрей Викторович, — велел я, глядя только на Емельяна Сергеевича. — ЦСБ не обладает правом вмешиваться в дела родов, если только не имеет законного основания. У вас его, как я подозреваю, нет. Отойдите.
И он действительно отступил. Но ушел недалеко, чтобы успеть среагировать, если потребуется. Бойцы ЦСБ продолжали накапливаться на парковке, создавая мощный перевес. Мои люди не шевелились, по-прежнему держа на прицеле бояр Невского. Хотя это и было уже необязательно.
Та скорость, с которой ЦСБ явилось вслед за великим князем Московским, говорила, что Милославские не зря сидят за пультом «Оракула». Не успел бы полковник иначе, и тем более не прислал бы почти сотню бойцов спецназа.
Я приложил усилие, окутывая нас с Емельяном Сергеевичем куполом от прослушивания.
— Говорите открыто, великий князь, — предложил я, чувствуя, что из транса меня сейчас вышибет. — Почему я должен принять вызов вашего сына, осужденного за измену?
Емельян Сергеевич скривился, бросив взгляд в сторону подполковника. Скрывать свои чувства он и не пытался. Столь молниеносное появление Ворошилова сказало великому князю то же, что и мне — за Рюриковичем велась слежка. И великому князю это крайне не понравилось.
— Мой сын еще не осужден, — возразил он. — И имеет законное право вызвать на поединок чести другого благородного. И он вызывает тебя, княжич, чтобы защитить свое имя. Откажешься — и все общество узнает, что ты прикрывался опричниками, лишь бы избежать драки. И поверь, я сделаю все, чтобы это было так.
— Не нужно мне угрожать, Емельян Сергеевич, — усмехнулся я в ответ. — Я предлагаю вам быть честным со мной. Мы решили с вашим родом все разногласия, вы дали мне слово, что Василий Емельянович не станет даже думать о том, чтобы добиваться внимания боярышни Морозовой. Почему я должен идти вам навстречу и позволить вашему сыну умереть на дуэли, а не как приказал государь — с клеймом изменника?
Великий князь сглотнул. Я почти физически ощутил, насколько ему больно договариваться об убийстве собственного сына.
Но это был практически единственный способ смыть позор с семьи, которую Василий Емельянович так жестко подставил. Если я откажусь, великому княжичу придется застрелиться и стать самоубийцей, что тоже не слишком приветствуется, но хотя бы не так позорно, как обвинение в измене.
