Замер с поварёшкой в руках повар, замер и тянущийся к нему с тарелкой другой немец...
Но разрыв следующего снаряда, раскидавший по сторонам почти половину очереди к полевой кухне, подействовал на немцев, как будильник, и те рванули в разные стороны. Но убежать, к их великому сожалению, смогли очень немногие.
Раздающиеся через каждые пять-семь секунд разрывы осколочных снарядов почти не оставляли им шансов, разносили их на куски, ранили и контузили.
А затем в лёгких вечерних сумерках появился страшный танк-призрак...
Не было слышно ни рёва двигателя, ни лязга гусениц. Ничего не было слышно, кроме воплей раненых, хруста и хлюпания, когда этот танк давил их.
Раненые немцы в ужасе пытались убраться с его дороги, но танк просто доворачивал и давил, давил, давил...
Его безжалостные окровавленные широкие гусеницы с застрявшими в них кусками мяса, кишками и обрывками германской военной формы вдавливали солдат в землю, которую немцы так стремились завоевать, расплющивали и двигались к следующей жертве...
Возможно, кто-то из них и вспоминал перед смертью, как они точно так же давили русских раненых, но ни крики о помощи, ни желание сдаться, ни даже молитвы к богу, не помогали.
А те немногие, кого не зацепили осколки, старались быть ниже травы и не отсвечивать, иначе на башне этого танка-призрака тут же вспыхивали бесшумные огоньки выстрелов и пытающихся сбежать немецких солдат перечёркивали пулемётные очереди, а затем и накрывали гусеницы этого чудовища в облике танка.
Лишь только под самое утро, когда уже прогорела вся их уничтоженная техника и давно смолкли ужасные звуки гибели их камрадов под танковыми гусеницами, несколько человек, оставшихся в живых, смогли рассмотреть результаты этого страшного визита.
В живых осталось лишь девять перепуганных человек из всего состава, а из всей техники - только один велосипед ефрейтора Штольца, который тот постоянно таскал с собой с самой Франции. Велосипед остался, а вот самого Штольца танк раздавил, как и многих других.
А вот вся остальная их техника сгорела.
Стоило лишь разгореться разлитому бензину, как пламя перебросилось и на стоящую рядами боевую технику. И началось!
И в результате пожара и детонации снарядов от многих панцеров остались лишь груды металлолома.
Ничего здесь уже не подлежало ремонту. Только на переплавку оно и годилось...
А виновник всего этого безобразия, отъехав километров на десять по лесам и просёлкам, остановился возле речки, накатил в несколько приёмов грамм двести самогона, закусывая его салом и отрубился до самого утра, не забыв, правда, включить перед этим авторемонт и защиту.
