— А есть золотые или серебряные нити?
— Есть, с какой-то опаской произнесла ткачиха.
— Я заплачу, — настаивала я.
— Не надо! Эти нити тяжело плетутся, точно начнешь с них? — переспросила женщина.
— Да, — твердо ответила я. Я не собиралась сдаваться.
Ткачиха встала и ушла в какие-то закрома, вернулась она с корзиной в которой лежали нити.
Мы заправили их в станок, ткачиха показала каким способом следует ткать, и предупредила, что нить требует ухода и не торопливости. С этим-то проблем не будет, чего-чего, а торопиться я не умею.
Сначала работа продвигалась медленно, нить постоянно рвалась, и я уже хотела бросить это дело, а потом вспомнила лицо Велесова, его уставший вид, он бы смог для меня это сделать, а я что не смогу? Взяла себя в руки и начала всё сначала. Я принималась несколько раз за работу, но нити не слушались. В обед пришла ткачиха и пригласила меня за стол. Мы спешно съели какую-то похлебку и попили чай. Я рассказала, что дела мои плохи, на что женщина сказала:
— Плох тот ткач, который не видит дальше носа своего.
На этом мы и расстались. Я решила, хоть что-то соткать до прихода Велесова, чтобы показать, что я время зря не теряла. Снова заправила станок, села, присмотрелась и увидела, что по всей длине нити висят крохотные горошины, взяла челнок, и попыталась продеть эти горошины на соседнюю нитку, получилось. Попробовала еще раз, снова есть результат. Обрадовалась, подумала об Егоре, о том, как я соскучилась за эти несколько дней, пока мы толком не виделись, как снова хочу оказаться в его объятьях и услышать: Не могу без тебя… Сердце ликовало, голова кружилась от счастья, а работа шла своим чередом. Очнулась я, когда пояс был готов. За окном опускались сумерки, стало как-то тревожно. Ткачиха пришла меня проведать, увидела мою работу и улыбнулась:
— Молодец девочка! Это очень сложный узор, не каждый ткач способен такие плетения сделать, жених будет тобой доволен.
— А где же он? — недоумевала я.
— Не знаю, я заходила, чтобы тебя трапезничать позвать, но ты так увлеклась, что не оторвать было. Пойдем, я тебе на печи оставила, теплое ещё.
Аппетита не было, я едва сдерживала слезы, позвал на прогулку, а сам не пришел. Поигрался и забыл… Я не успела доесть, как за мной пришли. Ноги меня не слушались, а слезы так и подкатывали. Вели меня не той дорогой, что провожали. Не знаю, как оказалась в комнате. Просто зашла и упала на кровать, давая выход эмоциям…
Такой меня и застала Лукерья, заплаканной, не понимающей, где я нахожусь… и лишь твердящей:
