Держит меня в кольце сильных рук, пока я переживаю последствия яркого до сумасшествия наслаждения. Стоим, тесно прижавшись к друг другу, липкие от пота, запыхавшиеся, как если бы бежали спринт наперегонки. Поспорить готова, что Макс сейчас ухмыляется, и сама не могу спрятать блаженной улыбки. Спустя какое-то время больше не чувствую его в себе и медленно сползаю вниз по стене — ноги не держат. Пульс сбивается, в висках стучит, однако Макс чертовски прав: я не то что имен других мужчин не вспомнила, я свое-то забыла.
Он возвращается с водой из кухни, предусмотрительно придерживает стакан, чтобы я могла напиться, потому что руки у меня ходуном ходят. Отставляет стекло в сторону и, словно невесомое перышко, поднимает меня на ноги.
— Передохнула? — издевательски шепчет мне на ухо Макс и, не добившись в ответ ничего вразумительного, предупреждает: — считай, что это была прелюдия.
Утро встречает премерзкой мигренью в районе затылка: то ли последний глоток алкоголя был лишним, то ли во всем виноват недосып (в кровать мы рухнули и уснули, когда уже рассвело). Вспоминаю детали прошедшей ночи, и становится капельку стыдно за красные полосы от недлинных ногтей по чужой спине, за несдержанные крики на весь дом. Вместе с тем, понимаю, что решение остаться у Макса было единственно верным в моем случае — в пустой квартире я бы просто задохнулась от одиночества и осознания собственной ненужности. А так грохот посуды на кухне создает иллюзию нормальности, как будто и мир не рухнул вчера, и сердце из груди не вырвали.
Настенные часы показывают, что я катастрофически опаздываю на работу, но мне настолько по барабану, что как-то даже неловко. Влепят выговор? Плевать. Уволят? Да ради бога. Я оглядываюсь по сторонам и в полной мере осознаю всю опрометчивость совершенного поступка: если вчера корсет под шубой представлялся отличной идеей, то сегодня уже хочется облачиться во что-нибудь человеческое. И пока я пытаюсь сообразить, что можно использовать в качестве халата, в дверном проеме появляется Макс — слегка взъерошенный, в одних спортивных штанах.
— Завтрак на столе, потом отвезу, — я утвердительно киваю, а он оглаживает взглядом мое тело, ненадолго останавливается на груди и торопливо отводит глаза. — Возьми в шкафу рубашку и надень, если хочешь отсюда выйти.
Я беспрекословно подчиняюсь, потому что кушать хочется зверски, да и Макса провоцировать не горю желанием — сама ведь не удержусь. Он ставит передо мной тарелку с омлетом с ветчиной и помидором и чашку с капучино с корицей — гастрономические пристрастия у нас совпадают. Я уплетаю угощение за обе щеки и, к своему удивлению, даже ощущаю вкус еды. Что ж, приятно знать, что не все во мне атрофировалось.
