— Нет у меня такой информации, гражданка Рубцова. — отрезал следователь. Но я видела — врет. И не сильно то стремиться скрыть это. — А если и была бы, то с какой стати я должен вам ее предоставлять? Вы осужденному Швецу кто? Бывшая супруга. Бывшая! То бишь по закону никто. Посторонний человек.
— Я — пострадавшая! — вздернула я подбородок, игнорируя искривившую его рот презрительную усмешку.
— Формально — свидетель, гражданка Рубцова. Так что…
— Послушайте, Степан Семенович, но я же вам показывала письма. — господи, как же это все унизительно! — Он мне угрожает!
— Да неужели? А я вот там не увидел никаких угроз.
— Вы издеваетесь? Вот тут же написано… — руки мои тряслись от гнева и обиды, пока я нашаривала глазами нужные строчки — “ Я приеду к тебе. Не пытайся уезжать. Наши судьбы связаны, мы будем вместе и все будет точно так же, как и раньше. Ты наконец научишься быть правильной моей девочкой, а я буду и дальше ограждать тебя от пороков этого мира и твоих собственных.”
— И? Где здесь угрозы? Вам что, эти опусы романтичные некому почитать и вы мне решили досаждать?
Романтические? Серьезно? С какой стати то, как раньше у нас было это романтика. Хотя… да, она была. Была те пару месяцев пока мы с Матвеем встречались перед нашей стремительной свадьбой, будь она проклята. Ведь во что-то в нем я влюбилась… Наверное в созвучность той самой моей врожденной порочности. А потом…
— Нет, черт возьми! — выкрикнула я, не выдержав уже этого откровенного издевательства над моим достоинством, — Я хочу знать когда этот монстр выйдет на свободу, и как и кто меня защитит от него.
— Никто, гражданка Рубцова. — Васильев откинулся на стуле слишком явно наслаждаясь моим срывом, чтобы это можно было скрыть. — А знаете почему? Потому что ваш бывший муж и не подумает возвращаться к вам. Я достаточно общался с ним и его родителями в процессе следствия и могу сказать: он считает, что достаточно натерпелся от такой по меньшей мере ветреной и склонной к некрасивым провокациям особы из-за которой его жизнь пошла под откос.
— Его жизнь? Его?! Разве это он просыпается от кошмаров? У него в двадцать пять ноют на дождь ломанные кости?
— Не надо на меня голос тут повышать и давить на жалость. — рявкнул он на меня. Снова этот извечный избирательный слух, с которым я сталкиваюсь повсюду. Просто проклятье какое-то! Каким таким образом Матвей умудрялся влиять на людей, если всех умудрялся убедить, что это именно он жертва? А я просто смазливая сластолюбица, в зависимость от которой он попал и чье распутное поведение и довело до беды.
