Вспомните, что вы люди и что каждый человек наравне с отважными защитниками достоин сокрушить свои путы и жаждет обрести вольность».
…С той стороны Двины донесся звук трубы. Комендант, кряхтя, поднялся по земляным ступеням на бруствер и стал вглядываться в противоположный берег, щуря ослабшие глаза. Рядом с трубачом стоял офицер и размахивал белой тряпицей на жерди. Парламентёр; час от часу не легче. Ничего не поделаешь, пришлось выслать за ним лодку.
Поляк довольно сносно говорил по-русски, хотя и с заметным акцентом. Сказал, что его фамилия Бунак, он послан генерал-майором Огинским, который предлагает коменданту сдаться без боя и лишнего кровопролития, гарантируя в этом случае населению города безопасность и сохранность имущества. Условия такие: комендант покидает город со всей своей командой, сдав оружие и оставив всю амуницию и лошадей, годных под пушки; офицеры дают честное слово, что не вступят в сражение с народом, за что им обеспечивается их собственность.
Комендант растерялся. Не знал, куда деть свои дрожащие руки, как быть, что сказать. В это время со стороны реки вновь прозвучало несколько ружейных залпов, зазвонили колокола, загудели бубны – тревога!
– Что же это, сударик мой! – обиженно и с укоризной сказал Гулевич Бунаку. – Парламентера присылаете, а сами атакуете? Нехорошо.
Бунак и сам был удивлен: он знал, что Огинский намеревался во время переговоров отправить команду вплавь через Двину, чтобы захватить лодки и паром для нападения на город, но сей маневр предполагалось осуществить скрытно, не выдавая себя раньше времени. Он развел руками: это какое-то недоразумение, quiproquo.
– Ну вот что, батюшка, – сказал ему Гулевич, не понявший последнего слова, – скажи своему генералу, что я ему сейчас ответа дать не могу. Не понимаю, почему меня атакуют, когда я получаю предложение о капитуляции. Мне положены по обычаю три дня на размышление. Понял ли? Ну и ступай с Богом.
Переправившись обратно и возвращаясь в слободку, где вместе с обозом стоял Огинский, Бунак встретил патруль, оживленно обсуждавший недавнюю перестрелку с казаками.
– Болваны! – вскипел он. – Кто вам велел стрелять?
– Виноваты, ваша мосць, – ответил один, осклабившись, и по его роже было ясно видно, что виноватым он себя ничуть не считает.
Комендант держал военный совет. Решили послать за помощью, а в случае нападения город сжечь, но не сдавать. Один гонец поскакал в Полоцк, другой в Друю. Как стемнело, из крепости вывезли казну, а ещё Гулевич приказал продырявить все лодки и порубить паром – вот вам переправа, супостатам.
